Боль свободы
Шрифт:
Стопа вывернута и торчит в сторону, когда должна указывать вверх. А нога совсем не болит, отчего становится жутко, ведь она должна болеть. И в то же мгновение чувства отвечают на призыв, и боль пронзает тело насквозь до звона в ушах и биения в висках.
Тело коченеет в судорожном припадке, а руки невольно хватаются за бедро, и все это напоминает мгновение, пережитое вчера. Словно кошмар собирается повторяться изо дня в день снова и снова. Только в этот раз боль уже не настолько сильная, чтобы заставить потерять сознание. А может, уставший терпеть ее ум, просто не желает больше обращать на это надоевшее чувство внимания.
Мысли вдруг убегают
Только боль тут же возвращается. Как ни страшно вообразить, что сейчас придется испытать, но нужно действовать быстро. Нельзя оставлять ногу в таком состоянии. Наконец, уже сейчас это может обернуться такими жуткими последствиями, что обычный перелом уже не кажется такой напастью. Теперь думается, что нужно было еще вчера набраться смелости, пересилить усталость, вправить кость и установить шину. Да только это сейчас так кажется, но еще вчера, чтобы там ни взбрело в голову, все бы окончилось так же, ведь сознание просто не могло уже терпеть этих мучений.
Сейчас же уже поздно думать о том, как следовало поступить. Руки обхватывают ладонями ногу у бедра, страшась приблизиться к месту перелома, но уже готовятся схватить ногу и поставить кость на место. Замирает дыхание, сильнее колотится сердце, но потом взгляд отвлекается на сухие деревяшки, лежащие как раз под рукой, и пара веток тут же отправляется в костер.
Возможно, ночь здесь слишком короткая, если ветки продолжают до сих пор гореть. Если сейчас потерять сознание от боли, если костер потухнет и успеет остыть, то в следующий раз, ближе к ночи уже не получится разжечь пламя раньше, чем ум потеряет все силы и бросит тело в холодные, морозные объятия Асумгардской ночи. И следом ладони тут же бросаются к стопе, ухватываются за нее и рывком пытаются вставить кость на место.
Взгляд не желает даже смотреть на происходящее, и глаза тут же прячутся за веками. А уже в следующий миг, когда глаза открываются, из горла раздирающим дыханием вырывается хриплый, скрипящий вой.
Голова лежит на земле. В этот раз все произошло так быстро, что даже не удалось ничего понять, сознание просто улетучилось, бросив тело на землю в то же мгновение, как глаза закрылись за веками.
Теперь же взгляд, едва удается очнуться, сразу пытается взглянуть на ногу. С трудом удается приподнять голову, и тут же выясняется, что вправить кость так и не удалось, она встала ровнее, но все еще торчит, правда, теперь уже в другую сторону.
Лицо скукоживается от детского желания разрыдаться, но с хриплым вздохом это желание тут же пропадает, неспособное облегчить боль. Обожженную вчера левую руку печет, но только сейчас это становится заметно. Солнце успело пробудиться, а вывалившаяся за границу тени рука тут же стала обгорать. Хотя, возможно, это просто кожа, раненная ядом растения, отреагировала на горячие лучи таким бурным чувством.
Приходится опять собирать волю в кулак, осознавая, что больше попросту ничего не остается. Есть всего две тропы, ведущие из этой точки жизни. Одна из них короткая, увенчанная сладостью вечного сна, которая тайком постоянно зовет ум все бросить, но другая, полная боли и страданий, но горящая надеждой воплотить самые невероятные мечты, перевернуть мир с ног на голову, изменить все, – она зовет жить с такой силой, таким буйным голосом, что вынуждает терпеть любую боль, обещая помогать выносить самые невероятные страдания.
Верно. И как только все это могло так легко потеряться в мыслях, когда пришлось думать о том, как выжить? Если не сдаваться, то все еще есть шанс изменить мир, даже отсюда. Там, на родной планете, свобода никогда не была самой собой. Там она была лишь тайным, никому уже незнакомым смыслом, прятавшимся за кучей витиеватых рассуждений, выписанных в бесконечных философских томах проклятой Федерации. Потом еще можно будет придумать, как подать знак, как заставить людей с другой планеты увидеть, узнать, что обреченный на смерть все еще жив, что он все еще борется за жизнь, отстаивая бессмертный идеал настоящего, подлинного знания.
Нужно сделать шину и отправляться за водой. Если не найти воду сегодня же, то завтра уже вряд ли получится даже сдвинуться с места. Только бы придумать, чем закрепить палки на ноге, если перевязать их совсем нечем.
Взгляд начинает повсюду искать хоть что-то отдаленно похожее на веревку. Растения, что красят разросшиеся кустарники буйным разнообразием, в основном слишком маленькие. Да и копаться в них, после случившегося вчера, хочется еще меньше. Даже насладиться их тенью уже не выходит так просто, и на ум напрашиваются мысли, что яд в растениях, если только он просочится через какой-то слом, может обжечь и лицо, а еще хуже, если попадет в глаза, даже в один.
Стоит повредить лишь один глаз, как это уже может стать проблемой, ведущей к гибели. И так организм истощен, и так приходится терпеть боль, которую прежде можно было бы легко назвать нестерпимой, но которая теперь постепенно становится естественной частью мгновений жизни, медленно утекающих в прошлое. Если потерять даже один глаз, то уже нельзя будет так же легко полагаться на зрение, что могло бы и не быть проблемой там, дома, но здесь… здесь еще предстоит встретиться с обитателями этих жутких земель. Здесь еще предстоит дать им бой, и тогда, стоит просчитаться с расстоянием всего на полметра – и ты уже труп.
Приходится все время заглядывать в верх, ища падающие вниз капли. Теперь уже ум поощряет себя за мудрость, за то, что жадный голод не заставил в тот раз схватить ртом падающую сверху каплю. Может, уже во сне это стало ясно уму, и знание просто не успело достигнуть сознания, но теперь это чувство обретает смысл: возможно, ядовитый сок растения обжег бы небо или язык, и кто знает, каким мучением еще могло бы это обернуться.
Снова приходится напрягать память, которая в такой трудный момент любезно сама пробуждается и начинает давать ответы уже тогда, когда еще не успевают нитями из слов возникнуть, сплестись в паутину идей нужные вопросы.
Дерево! Прежде из некоторых деревьев плели веревки, и очень прочные. Конечно, это там, на родной планете, но и здесь это может сработать. Только вот времени придется истратить уйму, но хотя бы дерево искать не придется, и остается надеяться, что содранные при помощи ножа древесные нити получится использовать, чтобы сделать веревку.
К счастью, дерево оказывается очень плотным. Чтобы разжечь костер, тоже пришлось возиться, но там и речи не шло об аккуратности, да и сознание было затуманено, так что как-то получилось даже не обратить внимания на удивительную прочность этих деревьев.