Болотные огни(Роман)
Шрифт:
— Прошу вас выйти, — сказал Морковин врачу, который вошел было за ним следом.
Инженер лежал высоко в подушках. Руки его, вытянутые вдоль тела, не шевелились, голова не двигалась, только глаза вопросительно взглянули на вошедшего. Морковин сел и развернул папку на своих худых коленях.
— У меня для начала, — сказал он, — несколько вопросов. Первый: при обыске в вашей комнате нашли крупную сумму денег в купюрах этого года. Откуда вы их взяли?
Инженер медленно прищурил глаза.
— Деньги? — повторил он.
— Да, деньги, — насмешливо подтвердил Морковин. — Откуда они, деньги?
— Какие деньги? — так же медленно сказал Дохтуров.
— Я думаю, вам следует изменить тактику, Дохтуров, — начал следователь и вдруг увидел, что глаза инженера как будто распахнулись, да так и остались распахнутыми, словно окна брошенного дома.
— Доктор! — закричал Морковин. — Что же вы смотрите!
В комнату ворвался врач, видно поджидавший у дверей, за ним сестра с готовым шприцем и та самая нянька, которая крикнула «вредитель». Не обращая внимания на следователя, они ринулись к больному. Минуты через две доктор сказал Морковину:
— Уходите отсюда, милостивый государь. Ваше счастье, что он жив.
«Ну погоди», — шагая по коридору, шептал следователь, и было неясно, к кому относятся эти слова — к инженеру Дохтурову или Берестову. Скорее всего к последнему, так как, вернувшись, Морковин приказал немедленно вызвать его к себе.
«Сейчас будет пытать меня насчет двоих несуществующих диверсантов, — думал Денис Петрович, шагая на вокзал. — Черт с ним».
Улицу, по которой он шел, развезло от дождя, сапоги скользили по глине. Шедший рядом с Берестовым человек тоже скользил и каждый раз, поскользнувшись, ругался.
— Ну и город у вас, — в сердцах сказал он, поскользнулся и опять выругался.
Занятый своими мыслями, Берестов сперва не обратил на него внимания, но потом взглянул с некоторым интересом — он привык теперь приглядываться к людям.
Это был очень большой человек, зеркально лысый, в брезентовом плаще, негнущемся как риза.
— Чем же плох наш город? — сейчас же откликнулся Денис Петрович.
— Что люди, что улицы, — с раздражением ответил незнакомец. — Я на вокзал-то хоть правильно иду?
— Правильно.
— И то хорошо.
«Большой, лысый, толстый, — вспомнил Денис Петрович, — нахальный. Такой пытался прорваться к инженеру».
— Чем же это люди наши провинились? — спросил он, но в этот миг ноги незнакомца разъехались и он ухватился за забор, отчаянно сквернословя. «Ну и ну, — подумал Берестов, — такой грохнется — лошадьми не подымешь». На вокзале оказалось, что обоим им нужен Морковин. Это становилось любопытным.
К Морковину Денис Петрович вошел следом за незнакомцем, брезентовый плащ и грязные сапоги которого сразу же загромоздили всю комнату.
— Вы следователь Морковин? — спросил он сердито и тотчас сел в помещичье кресло, тяжко застонавшее под ним.
— Да, — с недоумением и неудовольствием ответил Морковин.
— Я десятник со строительства. Моя фамилия Макарьев.
— Очень приятно, — насмешливо произнес следователь.
— Это мне не интересно, приятно вам или неприятно, — рявкнул Макарьев.
«Ну и встреча! Итак, это Митька Макарьев, чьи кулаки как паровой молот», — подумал Денис Петрович и уселся в углу на стул.
Ему стало вдруг очень тепло, приятно познабливало, комната, покачиваясь, стала уплывать куда-то вглубь, голоса говоривших, только что невыносимо громкие, внезапно ушли как в вату.
Ему казалось, что в жилах его вместо крови течет шипучее холодное вино, пузырьки его лопаются, и от этого по всему телу поднимается озноб. Хорошо бы лечь на диван, что стоит в его кабинете, и потеплее укрыться. Денис Петрович встает и ложится на диван, но холодная клеенка никак не дает согреться. Нет, это не клеенка, это какая-то беда не дает покоя, и до тех пор, пока он не догадается — какая, ему ни за что не согреться. Нужно бы встать, оторваться от этой проклятой клеенки, которая всегда так и останется холодной, во что бы то ни стало нужно оторваться от нее, от этого зависит жизнь — наконец-то он понял! — от этого зависит жизнь Павла.
Между тем далекие голоса со скоростью поезда несутся на него и налетают оглушительным ревом.
— Не верят! Понимаете? Не верят! — ревет Макарьев.
— А мне и не нужно, чтобы они верили, — раздается голос Морковина, стремительно удаляющийся и гаснущий вдали до шепота, — мне нужно…
«Нужно, конечно, нужно просыпаться, иначе выйдет черт знает что, и опасно, и Павел»…
С великим трудом выдирается он из сна.
Конечно, он совсем не у себя и не на диване, а по- прежнему сидит на стуле в углу морковинского кабинета.
— Рабочие послали, — прищурившись, говорил Морковин, — рабочие послали вас защищать врага? Рабочие выступили против своих классовых интересов? Мы еще проверим, кто это вас послал. Может случиться, что вас совсем не те послали.
— Игрушки со мной играть вздумал? — тяжело и сутуло поднимаясь, сказал Макарьев. — Я те не мальчик и в партии не первый день. Я на тебя управу найду.
— Ищи, — презрительно сказал Морковин.
— Товарищ Макарьев, — сказал Берестов, также поднимаясь, — если будет время, загляни, пожалуйста, ко мне. Я начальник здешнего розыска.
Начальник розыска? Он начал в этом сомневаться.
Многое теперь изменилось. Незримо и неслышно где-то шла работа, сводящая к нулю все его усилия.
Кукушкину просто нельзя было узнать. Она ходила теперь в кожанке, перекрещенной ремнями, и уж конечно с кобурой на боку и в лихой папахе до бровей («Братцы, Махно!» — тихо сказал Ряба, когда впервые увидел ее в этом одеянии). Однако дело было не в папахе — как-то неуловимо изменилось самое положение Кукушкиной. На ее имя из трибунала стали присылать пакеты. Если Морковин звонил в розыск, он просил не Берестова, а именно ее. К ней стали приходить какие-то люди, среди них нередко и Левкины парни. Однажды прошел слух, что в розыск идет сам Левка.