Большая игра в рукаве Ориона. Роман первый: Неизвестная сигнатура
Шрифт:
– О, – ответил я на поставленный мне вопрос, – конечно, я знаю оберлейтенанта Адольфа ван Фростена, это мой друг и мой офицер. Когда-то я сам подобрал парня на одной из планет серой зоны. Можете записать куда-то, что да, знаю. Я почти его второй папа и воспитатель, хоть мы и ровесники. А что? – тут я проявил наигранную заинтересованность, – он тоже натворил что-то?
Питер Брюс спокойно слушал всё, что я говорил. Терпеливо слушал. Но я заметил, что ему совершенно не интересно то, что он слышит от меня.
– Что Вам известно о лейтенанте «Небесной канцелярии», которую зовут Элизабет Сугэ? – настойчиво повторил он.
У
Что ж, прозондируем этого Питера Брюса. Если не прореагирует, – значит мой допрос формальность, и есть надежда на то, что среди моих тюремщиков есть друзья. Или наоборот, решение о том, чтобы меня убить, уже принято, а допрос – просто штатная процедура. Сейчас я попробую послать этого капитана Брюса ко всем чертям.
– Что Вам известно о лейтенанте «Небесной канцелярии», которую зовут Элизабет Сугэ? – настойчиво повторил Питер Брюс.
– Что касается офицера Элизабет Суге, – сказал я, переходя на категоричный тон, – и прочей бесполезной болтовни, я скажу Вам вот что, господин дознаватель: учитывая неизбежность моей дальнейшей судьбы, и особенно наличия там, – я кивнул на голограф, – моих снов, идите– ка Вы к черту.
Я встал, показывая, что разговор окончен. Ну, ганзеец, как прореагируешь?
– Секунду, – тяжело вздохнул Брюс и включил голограф.
Я сел. Беспомощно и растерянно.
Я увидел отца и маму. Звука не было, отец бодро подмигнул мне и махнул рукой. Мама тоже помахала рукой и послала воздушный поцелуй. Было похоже на связь. Какой же мерзкий шантаж! Настолько отвратительный и простой, что застал меня совершенно врасплох.
Я сдался. Или почти сдался.
– Можно поговорить? – спросил я.
Брюс посмотрел на меня внимательно, мне показалось, что в его взгляде промелькнула нотка сочувствия.
– К сожалению, это только запись, капитан, – сказал он. – Вчера ваши родители были похищены из их дома в Женеве, на берегу Лигурийского моря. Во время похищения было убито несколько ганзейских стражей. Апартаменты в самом городе оказались пусты, без следов проникновения посторонних. К нам попала запись без звука. Можете что-то сообщить по этому поводу?
Изображение шло дальше, отец что-то весело рассказывал мне. Моя красивая мама смеялась, поглядывая то на отца, то на меня, в камеру передачи сигнала.
– Вы же знаете, сказал я, – что я только что из регенератора. Я действительно не могу что-то знать. Что с моими родителями? Они тоже были под стражей? Я чувствовал, как начинаю выходить из себя.
– Похитители почти не оставили следов, – сказал Брюс. – Поиск идёт, данных, что они покинули планету, нет. Могу даже сказать, по секрету, что планету они точно не покидали. Есть ли связь между Вами и их похищением, вот в чём вопрос.
Ну да, «по секрету». Добрый следователь. Я почти не слушал то, что говорил этот ганзеец. Сейчас я хотел, больше всего, чтобы отец и мать были живы. Я смотрел на видео, шедшее без звука, понимая, что возможно, я никогда больше не услышу голосов самых
Видео кончилось. На экране на какое-то мгновение застыл крупный план моего отца, махнувшего мне рукой. Потом экран погас.
– Это всё? – спросил я хрипло. Почти потерял самообладание. Хороший ход с их стороны. Простой, бесчестный, но чего ждать от союзников террисов?
– Нет, – ответил Питер Брюс. – Пока непонятно, что делать с Вами. С одной стороны, Вы военный преступник, и сподвижник герцога Фридриха фон Цоллерна. В то же время, возможно, Вы пока ценный свидетель. Но завтра Вы предстанете перед трибуналом.
– К чему формальности, – спросил я, – может убить меня просто так?
– Вы знаете, что это невозможно, – ответил Питер Брюс казённой фразой. – Вы предстанете завтра перед трибуналом и понесёте наказание, согласно тяжести Ваших преступлений, если Вы их совершали.
– Невозможно? – не выдержал я, – Вы хотите рассказать мне, что все те транспорты с сапиенс, шедшие на Марс к регенераторам, которые мне лично приходилось отбивать у террисов и пиратов, были по закону?
– Хочу предупредить Вас, – холодно сказал Питер Брюс, – что наша беседа фиксируется. Любые Ваши слова могут свидетельствовать против Вас.
– Да плевать я хотел, на всё, что будет свидетельствовать против меня, – ответил я ему, – Я жил, как считал должным и правильным. Спасал и защищал тех, кто в этом нуждался. Жил в мире, который не разделял людей на лучших и худших. И да, мне жаль, что так всё быстро кончилось. Если бы всё повторилось, я выбрал бы снова эту же сторону. Сторону мира, где нет низов общества. Где отбросы, несчастных глупцов, считающих себя элитой, не пережигают в низших кастах, как мусор, "слуги народа". Где мир не замыкается в трех планетах и одном языке, обглоданном его создателями ради удобства примитивных особей, живущих в мире примитивных же инстинктов, угнетающих их сознание так, что суффикс или префикс слова кажется излишней подробностью. Умение видеть подробности и детали вывело нас к звёздам. Та отрава, которою ваши хозяева называют "чашами удовольствий" приковала террисов и их мир к трём планетам и заставила жадно ждать момента развязать войну, чтобы прийти на готовое, украсть чужие изобретения и достижения, выдавая их за свои. Только кончится это, всё равно, деградацией потому, что кража – будь это кража изобретения или имущества – обесценивает творца. Вы все подохнете, как примитивные рабы своих отупевших хозяев. Хотите получить точки перехода? Чтож, они дадут Вам отсрочку. Только отсрочку. Потому, что у вас никогда не появится желания создавать что-то самим, а значит, никогда не появится свой Вильгельм фон Цоллерн. Инженер, ставший императором благодаря своему стремлению к созиданию.
Ого, как меня занесло. Зачем это всё? Вроде я не замечал за собой раньше такой особенности – толкать пламенные речи.
– И последний вопрос, – сказал Питер Брюс, игнорируя мои эмоции, и, конечно, не обращая внимания на содержание моего пламенного спича, – Вы знаете, что случилось с "Серебряной тенью"?
Я допустил ошибку. Он всё-таки вывел меня из себя ещё больше.
Это действительно будет последний вопрос, и знаешь, что, ганзеец? – сказал я, думая об отце с матерью. – Пошёл вон. Желаю тебе долго гнить в наркотрипе касты Диониса, или стать послушницей в касте Исиды у твоих новых друзей. Там ты получишь всё, за что боролся. Пошёл вон, мразь.