Большая книга стихов

Липкин Семен Израилевич

1978

ГОЛОС

Отсюда смотрю на тебя: ты несчастен. Немолод, не очень здоров, и тетрадь В столе остывает; не можешь понять, Что горькому счастью бесстрашно причастен; Что та, кто в ином воплощенье звездой Мерцала, — тебя полюбила; что строки, Как в склеп, заключенные в ящик глубокий, Еще обладают живой теплотой; Что глина другая нашлась для сосуда, Но дух свою прежнюю персть не забыл; Тобою в прошедшие

годы я был; Тебя, молодого, я вижу отсюда.

1978

"Предвидеть не хочу…"

* * *

Предвидеть не хочу, Прошедшего не правлю, Но жду, когда лучу Я кровь свою подставлю. Тех, кто начнет опять, Я перестал бояться, Но трудно засыпать И скучно просыпаться.

1978

"Я сижу на ступеньках…"

* * *

Я сижу на ступеньках Деревянного дома, Между мною и смертью Пустячок, идиома. Пустячок, идиома — То ли тень водоема, То ли давняя дрема, То ли память погрома. В этом странном понятье Сочетаются травы, И летающей братьи Золотые октавы, Белый камень безликий Трансформаторной будки Там, где кровь земляники Потемнела за сутки, И беды с тишиною Шепоток за стеною, Между смертью и мною, Между смертью и мною.

1978

В ПУСТЫНЕ

Как странники, в возвышенном смиренье, Мы движемся в четвертом измеренье, В пустыне лет, в кружении песков. То марево блеснет, то вихрь взметнется, То померещится журавль колодца Среди загрезивших веков. Идем туда, где мы когда-то были, Чтоб наши праотеческие были Преображали правнуки в мечты, Нам кажется, что мы на месте бродим, Однако земли новые находим, Не думая достичь меты. Всегда забудется первопроходец. Так что же радует в пути? Колодец. Он здесь, в пустыне, где песок, жара. Вдруг ощущаешь время, как свободу, Как будто эту гнилостную воду Пьешь из предвечного ведра.

1978

МОРСКАЯ ПЕНА

Морская пена — суффиксы, предлоги Того утраченного языка, Что был распространен, когда века, Теснясь в своей космической берлоге, Еще готовились существовать, А мы и не пытаемся понять, Что значат эти суффиксы, предлоги, Когда на берег падают пологий И глохнут в гальке дольнего литья, Но вслушайтесь: нас убеждает море, Что даже человеческое горе Есть праздник жизни, признак бытия.

1978

В БРЮХОВИЧАХ

Всюду смешанный лес Трех наречий славянства, Русских вихрей шаманство, Малороссии бес, Польши чудное чванство. А напрягши свой слух, Ты поймешь: не случайно И австрийское "файно", Но земли этой дух — Беспросветная тайна. Гнезда вьют кобзари, Слезы светятся в кроне, В силлабическом стоне, И полоска зари — Как рушник на иконе. — А давно ль ваш старик Умер, пани Гелена? Отвечает смиренно: — Не пришел чоловик Из сибирского плена.

1979

У ВРАТ

Когда я приникну к эдемским вратам И станут меня вопрошать как пришедшего, Быть может, на миг я задумаюсь там, Но быстро пойму, что ответить мне нечего. А как я хотел говорить! Я хотел Еще еле слышное, — только одно еще! — Исторгнуть дыханье из каменных тел, Извлечь теплоту из застывшего гноища. О как я хотел говорить!

1979

КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ

О том, как был с лица земного стерт Мечом и пламенем свирепых орд Восточный град, — сумел дойти до нас Короткий выразительный рассказ: "Они пришли, ограбили, сожгли, Убили, уничтожили, ушли". О тех, кто ныне мир поверг во мрак, Мы с той же краткостью расскажем так: "Они пришли как мор, как черный сглаз, И не ушли, а растворились в нас".

1979

"Над москательной клена…"

* * *

Над москательной клена И кирпичами школы — Воинская попона, Облачные престолы. Мне же не надо власти, Что мне меч и кольчуга? Есть в моем сердце счастье Ласковая подруга. С нею осень моложе, В окнах менее мутно. Доброе утро, Боже! Ангелы, доброе утро!

1979

ПОРТ

Вблизи владений Посейдона В степи таинственно простерт Вдоль влаги иссиня-зеленой Огромный современный порт. Но, лик подняв в курчавой пене Над призрачностью якорей, Не видит кранов и строений Всевечный властелин морей. Пред ним все так же неизменно Беззвучен, пуст простор степной, Лишь непослушная сирена Хохочет, прячась за волной.