Большая книга ужасов – 61 (сборник)
Шрифт:
– Жека! – окликнул я.
Брат спал. Я не видел его лица, только оттопыренное ухо высунулось из тени под лунный свет.
Он младше на шесть лет. Его игры слишком просты для меня, а мои для него сложны. Мы не можем дружить, а нянчиться с ним мне совсем не нравится. Самые счастливые дни для меня – когда болею, и Жеку переселяют к бабушке, чтобы не заразился. Но в ту ночь, глядя на просвечивающее детское ухо брата, я понял, что без него мне будет плохо. Не понимаю, почему, но – плохо.
А если дядя Тимоша откажется его лечить? Отправил же он к врачам читинского футболиста с выбитой коленкой, хотя другим залечивал такие травмы за две недели. Почему – даже Зойка не знает. У ведьмака свои правила и соображения: скажет нет, и ты хоть лоб расшиби
Пойти, что ли, найти Собакина? Жека обрадуется. Может, и мне станет полегче, а то хочется врезать кулаком по железному углу сундука, чтобы в кровь – лишь бы отвлечься от черных мыслей…
Я встал и начал одеваться. Эх, не вовремя убежал Гражданин Собакин! Иногда он пропадет на день или два; вернется – морда довольная, на кончиках усов, где языком не дотянулся облизнуть, – подсохшая кровь. Скучно ему без охоты, вот и бегает наш медвежатник мышковать [1] .
Если бы узнать про Жекину болезнь вчера, я бы попросил Собакина остаться. Он все понимает куда лучше, чем обычная собака. Данке, бывало, скажешь: «Ищи Жеку!» – она обежит поселок и найдет. А Гражданин Собакин может кивнуть за окно: мол, что его искать, вон он, во дворе гоняет… Иногда кажется, что внутри него сидит свой ведьмак или скорее столетний китайский философ. Сочиняет свои мудрые трактаты, а перед нами уши врастопырку, хвостом метет…
1
А мышковал Гражданин Собакин виртуозно. Трусит по лугу – морда, как обычно, деловитая, – остановится, сунет нос в траву – ага, учуял норку. Привстанет на дыбки и с размаха – бум по земле передними лапами, и еще раз – бум! Бум!.. В норе начинается обвал, мыши – врассыпную, а Собакин тут как тут… Мы с Жекой ходили за ним вплотную, но мышь замечали не раньше, чем она оказывалась у Собакина под лапой. Тот миг, когда она выскакивала из норки и пес ухитрялся ее поймать, был слишком скоротечен для наших глаз.
Хотя поначалу Гражданин Собакин сильно упал в наших глазах. Разве это охота для пса-медвежатника?! Жека пробурчал голосом мультяшного Шарика: «Некоторые мышей едят!»… Дураки мы были все, вместе с Шариком. Думаешь, что едят хищники в тайге – путников запоздалых? Мышей и едят, и щенков своих откармливают мышами. А когда мышиные норки скрываются под снегом, в тайге настает голод. Волки сбиваются в стаи, потому что одному не по зубам взрослый лось или олень. А стаей и на путника могут напасть, если совсем подведет брюхо. Как говорится, ничего личного, просто кушать хочется.
…А вдруг он уже вернулся? Сидит на крыльце, ждет?..
Если Собакина нет на крыльце, схожу на «Крестьянское подворье» – он, бывает, прячется там под домом от надоедливых экскурсантов.
Чего не хватало в музее, это фонариков. Уникальных-то была целая коллекция: и керосиновые, и под свечку, и ацетиленовые, о которых я раньше даже не слышал. (Бросаешь в бачок с водой похожие на сахар кусочки карбида, они сразу шипят, воняют газом. Тогда бачок надо завинтить и поджечь горелку. Светит не слабее автомобильной фары, хотя всего с полчаса – пока не кончится карбид.) Но открытый огонь в музее запрещен пожарными правилами. Даже в лампадах у икон фитильки с маслом давно заменили светодиодами. А обычный аккумуляторный фонарик был один, и его взяла тетя Света. Ей же не только на машине ехать, но и шагать до раскопа по ночной тайге. А нам с Жекой полагалось спать. Фонарик для этого не требуется.
Открытый люк в полу пугающе чернел. У нас в мансарде даже темнота посветлее – здесь большие новые окна, а внизу, в доме – слепыши с газетный лист. Так раньше строили, чтобы в морозы
Всего час назад я ходил там без фонарика. Но тогда и солнце не совсем еще зашло, и здесь, в мансарде, была тетя Света. Я не стал бы звать ее из-за глупых страхов. Но то, что железная десантница могла прибежать ко мне за полминуты, добавляло уверенности.
Я стоял над люком и трусил. Хотелось захлопнуть крышку и для надежности задвинуть сундуком. Если бы я был один, без Жеки, то, скорее всего, так и сделал бы. Лежал бы в постели, прислушиваясь к шорохам и скрипам старого дома… Получается, что Жека мне чего-то добавляет. Не смелости, это точно. Какая смелость, когда меня тошнило со страха.
Я зачем-то набрал в грудь воздуху, как будто собирался нырять, и быстро спустился по лестнице, словно в черный колодец.
С отвычки темнота в комнатах показалась абсолютной. Луна как назло ушла за тучу, и, только приглядевшись, я смутно различил окна с черными крестами переплетов. Так и побрел по крестам, шаря перед собой руками и натыкаясь на косяки распахнутых дверей.
Тишина стояла такая, что я слышал свое дыхание, а скрип старинных половиц под ногами звучал, как громкие сварливые голоса. Если в мире и были другие звуки, они не проникали сквозь толстые стены.
За четвертой дверью рука, скользнув по косяку, вдруг что-то задела. В тот же миг из кромешной тьмы меня стукнуло по голове. (Палка? Откуда?) Я отмахнулся, палка улетела назад, во что-то врезалась, и оно сбило еще что-то… В конце концов два «чего-то» рухнули мне на ноги, прямо по пальцам, и раскатились в стороны. Палка повторила нападение из темноты, на этот раз чуть не оставив меня без глаза.
Я отскочил. Бешено колотящееся сердце рвалось из груди. Из-за туч мелькнула луна и осветила поле битвы. У моих ног валялось помело! Летательный аппарат ведьмы, действующая модель… Выходит, я сослепу влез рукой в витрину – сбоку, где стекла нет.
Два «чего-то» оказались горшками от зельеварного аппарата. Убрав их с дороги, чтобы не спотыкаться на обратном пути, я пошел дальше.
Зловредная луна успела скрыться, подготовив мне новую засаду.
Бумс! Опять из темноты, да в ту же бровь.
Вторая встреча с потусторонним миром прошла куда веселей. Я представил, как смотрелась со стороны моя битва с метлой и горшками, хихикнул про себя и нашарил противника. Ага, распахнутая дверь. Прошла между вытянутых рук и встретила меня торцом в лоб… А когда нам, джедаям, было легко?
Потирая бровь, я шагнул в следующий зал… Где-то скрипнуло или мне послышалось? Не под моей ногой и вообще не половица – звук был другой…
Я замер. Вот, снова. Тихо, но отчетливо: б-з-з-ы! Как гвоздиком по стеклу. Долгая пауза и опять: б-з-з-ы!
На этот раз я засек, где скреблось: звук шел из стеклянного гроба!
Глава IV. Ночь в музее
Сам удивляясь, что не трушу, я подошел и стал смотреть.
Ну, скелет. Ну, лежит. Насквозь ржавая кольчуга лоскутами сползла с ребер; днем в дырах видны бурые кости, а сейчас только тьма. Сабля на груди, правая рука вцепилась в рукоятку, левая, ниже, придерживает сгнившие в труху деревянные ножны.
Когда Жека разбил стекло, скелет наполовину рассыпался, и тетя Света заново собрала его на резиновом клее. Косточки он держит плохо и стирается пальцами, как жвачка. Но как раз в этом и фишка: скелет всегда можно разобрать и склеить заново, уложив в другую позу.
И вот я стоял над этим скелетиной на резиночках и ждал, когда он снова бзыкнет. А он – ни в какую. Затаился и не бзыкает, оккупант чингисхановский.
Это мыши, сказал я себе. В музее же полно мышей! И они бзыкают. Наверное. Скажем, забралась мышь в гроб – погрызть седло под головой у скелета… Грызла, грызла и бзыкнула зубами по стеклу. Увлеклась. А когда я подошел, затаилась… Так чего я жду, еще одного бзыка? Что ли, этот звук настолько дорог моему сердцу? А кроме него, не будет ничего новенького, в гробу ведь не разглядеть ни шиша.