Большая книга ужасов – 81
Шрифт:
Он висел на телефоне минут сорок. Все это время я сидела на столе и опять звала Антенну: от болтовни с ним мне всегда становится легче. Я не могла толком сосредоточиться и даже выровнять дыхание. Но он меня услышал, он сильный.
– Пятница, а ты не рада.
– Дед заболел.
– Он у тебя один?
– Да. Нет. Какая разница!
– Страшно, знаю. Покажи-ка мне его.
Я наконец-то выровняла дыхание и стала показывать Антенне деда. Как он смешно злится на лекциях, когда мы его достаем, и кидается скрепками в первые ряды. У него на столе целая коробка этих скрепок, которые никогда
За рулем он насвистывает и старается помахать ручкой каждой уличной камере. Дома валяется на диване с книжкой и зачитывает мне вслух интересные места. Чаще всего неожиданно, я вздрагиваю через раз.
– Смешной. А у меня вот не было деда. Не говори с тоской: их нет; но с благодарностию: были.
– Тьфу на тебя!
– Вот и не придумывай лишнего. Поправится твой дед.
– Нам сегодня уезжать.
– Ты мне весь месяц об этом талдычишь. Соскучилась по сестре?
Я не успела ответить. Перед глазами возникла картинка – и все, что я хотела сказать, вылетело из головы. Я увидела серую бетонную стену, завешанную инструментами. На первый взгляд это был гараж – но только на первый. Никто не станет ставить в гараже железную немецкую дверь со звукоизоляцией. У тетки в городской квартире такая. Инструменты в гаражах тоже обычно другие. Не топор, не ножи и не ножовка-струна – у этой самый невинный вид, пока не узнаешь, что это такое. В гаражах бывают окна и не бывает таких здоровенных металлических столов, как будто упертых с рынка.
…Под потолком горела одинокая лампочка, и вроде в помещении было чисто и людей не было, а мне так и стучало в голову, что здесь обычно происходит…
– Опять ужастики на ночь?
– Извини. Ничего по телику путного нет, вот и смотрю что попало со скуки. Впечатлительный стал, старею. Не идет у меня из головы этот фильм.
– У меня бы тоже не шел. Интернет? Дивиди? Там хоть выбирать можно, что посмотреть.
– Веришь: до сих пор не освоил.
– Ну хоть кассетный видеомагнитофон у тебя должен быть?
– Сломался. – Голос в моей голове стал гнусавый и булькающий – смеется? Впервые слышу, как смеются в телепатическом разговоре.
– Вот ты и смотришь по телику всякую муть!
– Ладно, иди к деду. Ехать небось пора.
Антенна отключился, и почти тут же меня позвал дед. Он стоял в прихожей, обутый и с сумкой, я не могла слышать, как он собирается.
– Давай быстрее, выходить пора. – Еще бледный, но видно, что ему лучше. – Семь. Семь лет прошло, не переживай. Петрович точно помнит.
Я не стала спрашивать, при чем здесь Петрович. Только еще раз подумала, на какие чудеса способна звериная интуиция. Даже болезнь изобразить может, лишь бы добиться своего. Лишь бы не ехать!
На вокзале, среди обычной толкотни, меня даже немного отпустило. Запах рельсов и вид горящих фонарей отчего-то всегда меня успокаивали. Пассажиры с чемоданами шли на поезд торопливой нестройной колонной – и мы с ними как часть этого муравейника. В муравейнике всегда спокойнее.
Вагон нам достался первый, и около него было меньше всего людей. Когда двери открылись и вышла проводница, рядом оказались только мы с дедом и еще человек пять. Все прочие вагоны, насколько хватало глаз, тоже не спешили штурмовать нетерпеливые пассажиры. Честно говоря, на платформе было неприлично мало народу.
Проводница с суровым лицом проверяла билеты, то и дело посматривая вокруг. Тоже, наверное, недоумевала, отчего нас так мало. В какой-то момент она даже вопросительно посмотрела на меня – тоже что-то чувствует? Говорят, у проводниц и стюардесс хорошая интуиция, потому что они быстро учатся ее слушать. Я готова была ей моргнуть или еще как-то дать понять, что она не одна, но дед перехватил взгляд и так стиснул мою руку, что пришлось улыбнуться и срочно сделать глупое лицо.
– Паники хочешь? – мелькнул в моей голове дедов голос.
– А я не боюсь паники. Я боюсь оказаться тем поганцем, который знал и молчал.
– Знал что? Молчи – за умную сойдешь. – Дед шепнул это вслух и подтолкнул меня вперед по коридору вагона.
Впереди нас уже заходила в купе семья: мать и девчонка старше меня года на два. Обе рыжие, девчонка в огромных наушниках, она под нос подпевала своей музыке, ничего не замечая вокруг.
– Катя, не спи! Помоги, я не нанималась таскать твое барахло.
Мать. Она заняла собой весь проход, нам с дедом оставалось только встать и ждать, пока ее розовая юбка пятьдесят шестого размера не просочится в двери купе. Катя кивнула, продолжая подпевать своей музыке, забрала у матери один из чемоданов и шагнула в купе.
– Не стой в проходе, залезь на полку с ногами и не отсвечивай. Да чемодан-то убери сначала!
Семейка исчезла, и мы с дедом пошли дальше по коридору, и я больше не видела, что там происходит. Только слышала громовой голос:
– Руки вытри, здесь чесотка везде!.. Да не этим, вот же салфетки!
Невидимая Катя отмалчивалась. Катя как моя Килька. Я начинаю понимать, почему она в наушниках.
Мы вошли в купе, убрали чемоданы. Мимо, топая и смеясь, прошли трое парней в форме какого-то военного училища. Курсанты, как я. Они хлопнули дверью соседнего купе, стали возиться и громко болтать.
– Лось озверел – столько задавать!
– Олень потому что, а не Лось!
Смеются.
– Я на концерт хотел завтра, а не задачки решать. Так что он обойдется.
– Схлопочешь пару со своим концертом. И я схлопочу. У меня тоже другие планы.
– Спишем у Халка.
– Эй, я сам у вас списать хотел! Мы с отцом в поход собрались!
Смеются. Опять смеются, и отчего-то слышать это было стыдно и страшно.
Дед сидел у окна, уставившись на освещенный перрон. В коридоре больше никто не толкался, никто не подходил к нашему вагону. Я быстро вышла в тамбур и встала у входа рядом с проводницей.
– Молчи!
Молчу-молчу. В вагон никто не садился. У соседнего топталась пара человек, и только. Проводница рядом со мной недоуменно поглядывала то в пустой дверной проем, то на меня: