Большая книга ужасов – 81
Шрифт:
– Ждешь кого-то?
Я покачала головой.
– В последний момент все прибегут. Будет давка. Почему нельзя просто взять и не опоздать на поезд? – Она посмотрела на меня так, будто это я виновата, что никого нету.
Я пожала плечами.
– …А потом они бегом пытаются догнать состав – и пожалуйста: еще одно ЧП на станции… – Она ворчала, все так же глядя на меня, а я потихоньку тянула носом воздух. Шпалы, металл, дерматин чемоданов. Я опять подумала, что проводница не просто ворчит – она правда-правда чувствует: что-то будет. Только истолковывает по-своему, перебирая в уме наиболее вероятные варианты: пассажиров нет – значит, опоздают, кто-нибудь побежит пешком догонять вагон и загремит под поезд… При этом она все смотрела на меня.
– Дурацкие духи?
– Простите?
– Я говорю, духи дурацкие, да? На этих акциях никогда ничего путного не купишь.
Заметила, что я вожу носом. Надо следить за собой.
– Не. Просто люблю запах вокзала.
– Понимаю… Заходим в вагон, отправляемся через две минуты! – Последнее она выкрикнула полупустой платформе, но никто не вошел.
– Черт-те что! – Она глянула на здоровенные часы на запястье, а я подумала, что уже давненько не видела человека с часами. Телефоны у всех…
– Мамины, – похвасталась проводница, перехватив мой взгляд. – Весь Союз с ней объездили, где только не бывали. Ходят. И меня переживут.
И вот тут мне стало паршиво. Переживут ведь, я знаю. Все может измениться в любой момент. Переживут. Знаю и стою здесь как дура, а они переживут. Потому что я понятия не имею, что с этим делать!
– Молчи!
Я молча ушла в купе, умножая в уме трехзначные числа. Привычная обида урода на мир сверлила в мозгах: «З-знаю, з-знаю, знаю».
26 октября (осталось 2647 дней)
– Он услышал в соседней комнате шум, вышел посмотреть, что случилось, а комнаты там и нету. Коридор, тупик. И шум за стеной все сильнее, как будто драка: падает что-то, кто-то вскрикивает, мебель ломают… Постучал в стену – все стихло. Утром вышел на улицу и увидел, что в доме не хватает одного окна. И там, где не хватает, кирпич чуть поновее… И это как раз то окно той комнаты, откуда он ночью слышал шум.
– Замурована?
– Да! А когда он нагуглил план общежития, увидел, что на плане ее тоже нет. Карман без окон, без дверей, как будто забыли дорисовать. Точно замуровали!
– А что там было-то? – Впечатлительная Катя смотрела на Халка открыв рот и светила картами. Я поправила ее руку и тоже уставилась на рассказчика: что он там придумал?
– А черт его знает! Кого ни спрашивал – все у виска крутят. А там правда комната замурована, я план-то сам видел!
Мальчишки закивали: да, мол, мы тоже видели.
– Ты не веришь? – Фиалка уставился на меня такими глазами, будто от того, верю я им или нет, зависела судьба человечества.
– Я слышала о таком, но в старых особняках разных там купцов. Хозяева воров боялись и прятали всякие дорогие побрякушки в замурованных комнатах. А потом уже кладоискатели замеряли дом снаружи, изнутри, находили несоответствие и эти самые тайные комнаты вычисляли.
– Но в двадцать первом веке, да еще в общаге?! – не поверила Катя.
– А ты знаешь, сколько той общаге лет! – вступился Фиалка. – Правда там раньше то ли казарма была, то ли больница…
– Клад ни там, ни там точно не стали бы прятать.
– В том-то и дело! Не клад там прятали, если шум по ночам слышится!
А в такое я сама не знаю, верю или нет. Не сталкивалась.
Мы сидели в купе мальчишек, играли в дурака, и мой пульс по-прежнему отстукивал двести ударов в минуту. Фиалка – это фамилия. Халк в том году болел ветрянкой, потому и Халк. Еще есть Витек. Катя без матери обретает дар речи. Мать ее, кстати, нам не мешала, что удивительно: ведь уже перевалило за полночь, спать пора и все такое. Подозреваю, что не обошлось без помощи деда.
Дед отпустил меня без разговоров: кивнул и уткнулся в свою книжку, как дома на диване. Даже странно. Он и сигналов не посылал – куда делись все его «Молчи!»? Про чай небось теперь проводнице сигнализирует. Я не хотела будить спящего зверя и сама про деда не думала. Старалась наслаждаться игрой: если что-то случится, я все равно не пропущу. Никто не пропустит. Мальчишки веселились как ни в чем не бывало, и мы с Катей старались не отставать.
– Я читала о таких случаях. Если в комнате, например, кого-то убили, то некоторые люди могут слышать голоса жертв или еще какие звуки.
– Сияние, ага! Нет, Катя, это бред. Чтобы так перепугаться и замуровать комнату – это должен слышать не один человек. Это вся казарма должна слышать, одному никто не поверит!
– Может, ему хватило полномочий не слушать остальных.
– Или там кого-то живым замуровали…
– Фу, прекратите! – Катя замахала картами как веером, будто стараясь отогнать дурные мысли. Я под шумок подкинула ей туза к дамам: заметит – хоть тему разговора сменим.
Не заметила.
– Я у бабки в старых газетах вычитал: замурованный бункер нашли! В обычном гараже, сто раз перепроданном, очередной хозяин захотел сделать ремонтную яму. Стал крошить пол – а там люк, бетоном залитый. Спустился и увидел бункер.
– Какой-то псих конца света ждал?
– Не-е. Когда ждут конца света – запасаются едой, лекарствами, а там ничего такого не было. Только инструменты всякие и странные пятна на полу.
– Короче!
– Короче, тот мужик искал-искал и докопался, что одним из первых владельцев гаража был какой-то маньяк, еще в восьмидесятые расстрелянный. Его поймать не могли, потому что всех он приводил в тот самый бункер, а тела замуровывал в его же стенах. Нет тела – нет дела.
– Этак скоро и места не осталось бы!
– Это был большой бункер.
– Да ну, бред! Представь: как он его копал, обустраивал, как потом с раствором возился каждый раз…
– Маньяк он и есть маньяк, ему не в тягость.
– А поймали-то как, если тел не находили?
– Не знаю. Знаю только, что до того мужика и бункер никто не находил.
– Чудно. Погоди, это тот, кого никак поймать не могли, и еще кучу народу казнили за его преступления?
– Про кучу не знаю, а о двоих слышал. Слышал, что и в последний, третий раз могли расстрелять не того, так что, может, он жив еще…