Большая охота на акул
Шрифт:
Господи, вот о последней не дай забыть! Владение пирамидальной шапкой прокормило больше немощных тупиц, чем Конгресс или армия в мирное время. Пять поколений американских журналистов льнуло к этому окаменевшему сосцу, и когда в 72-м дошло до дела, ряды у них были такие сплоченные, что семьдесят один процент газет в стране высказались за избрание Ричарда на второй срок.
Сейчас, полтора года спустя, журналистский истеблишмент, говорящий от имени когда-то «молчаливого большинства» от побережья до побережья за Никсона, набросился на него с оголтелой злобой,
Я бы не только ввел «симбиотическую пирамидальную шапку» как ориентир будущего в журналистике, но и еще пару-тройку идей: главным образом по поводу Никсона, и кое-какие из них довольно мерзкие – во всяком случае, по моим меркам, ведь большинство зиждется на очень большой вероятности, что Никсон все-таки переживет свой седьмой кризис и, уцелев, оставит нам наследие неудач, стыда и коррупции, каких мы даже вообразить себе сейчас не можем.
Мрачная мысль в сегодняшней атмосфере самопоздравлений и обновленной профессиональной гордости, которая вполне понятно преобладает в сфере нынешней политики и журналистики. Не только в Вашингтоне, но и по всей стране найдешь людей, кто всерьез озабочен здравием и долговечностью американской политической системы.
Базовая линия всегда одна и та же: «Мы едва не продули, но в последний момент отшатнулись от края». В подобных разговорах такие фамилии, как Сирика, Вудворд, Бернстайн, Кокс, Ричардсон, Рукельхаус, произносят почти благоговейно, но все, кто лично участвовал в Уотергейтском скандале и всех его омерзительных «боксах», знают, что это лишь авангард, ценимый за храбрость, интуицию и понимание того, что надо делать в том нескончаемом шквале критических моментов, когда один-единственный материал мог обрушить на их головы весь истеблишмент. Но были буквально сотни, возможно тысячи, других, кто пришел к тем же выводам и сказал: «Ну, честно говоря, я этого не планировал, но если уж так вышло, давайте раскрутим».
В нашей стране множество людей, в том числе редакторов, конгрессменов и юристов, стали лучшего о себе мнения за то, как отреагировали, когда их опутали щупальца уотергейтского осьминога.
Есть и множество других, кого он безвозвратно утащил на дно, что, возможно, к лучшему для остальных нас, ведь многих разоблачили как опасных мошенников, или безжалостных свиней, или и тех и других разом. Других, кого хотя бы отчасти затронул тот или иной аспект Уотергейта, но кому посчастливилось не попасться, какое-то время будет преследовать чувство нервной вины, но через год Или два оно забудется. Эти, по-своему, не менее опасны, чем те, кто отправится в тюрьму, ведь они «хорошие немцы» среди нас, те, кто открыл дорогу Уотергейту.
Я вот уже три месяца пытаюсь дочитать «Взлет и падение Третьего рейха», таскаю томину в багаже от Буффало и Окленда до Энн Арбора и Хьюстона, даже в джунгли и затерянные рыбацкие деревушки Юкатана.
Но события происходили так быстро, что вечно не хватало
В какой-то момент я пробовал читать в номере отеля, возле развалин цивилизации майя в Чичен-Итца, думал, сумею по-новому взглянуть на американскую внутреннюю политику семидесятых, если я буду размышлять о падении «Тысячелетнего рейха», сидя на каменных обломках совершенно иной культуры, которая продержалась больше тысячи лет до того, как в Европе вообще узнали о существовании Америки. Социополитическая структура ацтеков была отлаженной элитарной демократией, смутившей бы любого, связанного как с французской, так и с американской революциями.
Греки и римляне древности кажутся неуклюжими панками в сравнении с тем, что построили майя, ацтеки и инки в Мексике и Южной Америке за двадцать или около того столетий между 500 г. до н.э. и злосчастным «испанским завоеванием» в 1525-м. Календарь майя, разработанный за несколько веков до рождения Христа, по-прежнему точнее того, каким пользуемся мы сегодня. Майя разделили солнечный год ровно на 365.24 дня и двенадцать лунных месяцев по 29.5 дней в каждом. Никаких там неряшливых високосных годов и месяцев с разным числом дней.
* * *
Согласно большинству военных экспертов, Адольф Гитлер надорвался в середине 1942 года. По словам его личного архитектора и технического спеца на все руки Альберта Шпеера, к этому моменту рейх стал слишком разбросан в военном, финансовом, промышленном, политическом и всех прочих отношениях. К Шпееру сходились все чертежи, планы, цифры и почти ежедневные сводки того, что творилось в бурлящем мозгу Гитлера. Учитывая все это, говорит Шпеер, он в глубине души знал, что с конца лета 42-го дела идут под откос.
Но только почти три года и по меньшей мере три миллиона смертей спустя Гитлер наконец признал то, о чем Шпеер, один из его ближайших «друзей» и советников, по его собственным словам, давно уже догадался, – а ведь на протяжении этих последних трех лет и сам Альберт, и все остальные во внутреннем кругу Гитлера работали по двадцать, двадцать два, а иногда и двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, лишь бы подпереть рейх все слабеющим рабским трудом и лихорадочными попытками создать «супероружие», которое каким-то образом перевернет ход событий.
Никакое тупое безумие, разумеется, себя не оправдало, и в награду за глупую верность Гитлеру Шпеер провел двадцать лет в тюрьме Шпандау как один из главных военных преступников Германии. Гитлер был последователен до конца. Он не питал пристрастия ни к камерам, ни к залам суда (если, конечно, там не заседали его люди), поэтому, едва узнав, что русско-американские танки громыхают в предместьях Берлина, он спустился в личный бункер и покончил с собой и со своей верной любовницей Евой Браун при помощи, как говорил кое-кто, очень элегантного позолоченного вальтера.
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
