Большая Охота
Шрифт:
— А у тебя? — Катя с интересом глянула на меня.
— У меня отец до войны ловил рыбу.
— В какой-то мере я тоже был когда-то охотником, — усмехнулся Борис. — За вражескими диверсантами. Только меня вот молодым никак не назвать. Хотя… Если честно, от старости тоже умирать не хочется.
— Почему сразу умирать? — вздохнула Катя. — Мы вроде поохотиться собирались.
— Дичь уж больно резвая, — ответил я. — Не каждому по зубам.
Мы с Катей покинули палатку, когда было уже темно. Борис остался в штабе, ему тоже надо было приготовиться к завтрашнему дню. Громко
— Ты к себе? — спросила Катя.
— Даже не знаю, — ответил я без всякой уверенности. — Коча мнет из травы парализующие клубочки в палатке. Скорее всего надо ему помочь. Завтра половину бухты придется засыпать этой травой.
— Хочешь, пойдем вместе, — предложила она. — У меня руки тоже вроде на месте. Втроем быстрее справимся.
Мы пересекли лагерь и вскоре вышли к западной окраине, где располагалась наша с Кочей палатка. Австралиец сидел у входа, в свете подвешенного на шесте электрического фонаря, и работал не покладая рук — гора травяной каши перед ним значительно уменьшилась, превратившись в несколько десятков темных мохнатых комков.
— Помощь нужна? — спросил я.
— Да, Хай. Работа простая, но ее много. Садись, смотри, как я делаю, и повторяй. На объяснения нет времени.
Мы с Катей подсели к нему, пригляделись к тому, как он сминает комочки и сколько набирает травы для каждого, а потом сами принялись за работу. Вскоре движения запомнились до автоматизма — пальцы сминали стебли и листья, а в голове продолжался анализ услышанного и увиденного за день. Катя сидела рядом, на корточках, тоже сминая траву и складывая клубочки в общую кучу. У меня мелькнула мысль, что этот день сблизил нас больше, чем некоторых людей сближает неделя, а то и месяц.
«Чем более бурно живешь, — подумал я, — тем длиннее получается жизнь, поскольку за короткий промежуток времени успеваешь сделать значительно больше».
Катя глянула на меня и улыбнулась. Я даже смутился от этого взгляда, хотя глупее смущения трудно что-то придумать. Коча делал вид, что ничего не замечает. Он умел быть очень тактичным, но я понятия не имел, свойственно это ему лично или народу, сыном которого он являлся.
Небо было безоблачным. Чем больше сгущалась тьма, тем ярче разгорались над головой звезды — огромные, лохматые, сияющие глаза ночного южного неба. Медленно всходила над океаном луна, а живность в лесу сходила с ума от всего этого — кричала, визжала, ухала. Крупные летучие мыши то и дело проносились совсем низко, мелькая в свете электрических ламп.
Мы закончили обрабатывать гору травы лишь после полуночи, когда избитая оспинами кратеров луна поднялась в зенит.
— Надо руки помыть, — сообщил Коча, поднимаясь. — А то к утру кожа совсем онемеет от сока.
— Тут недалеко есть ручей, — сказала Катя. — Можно там отмыться, чтобы не тратить технический запас воды.
Вдоль периметра, то и дело натыкаясь на недавно возведенные укрепления, мы добрались до северной оконечности лагеря. Там, на самом краю освоенного пространства, была прорублена небольшая просека до ручья. Чтобы не тянуть к воде электрические провода,
— На теплокровных существ сок этой травы действует не так сильно, как на холоднокровных, к которым относятся все биотехи, но все же полезного в нем мало. Так что протрите их хорошенько.
— А ты? — покосился я на него.
— У меня иммунитет, — рассмеялся Коча. — Мои предки использовали эту траву для охоты несколько тысяч лет. Ладно, отмывайтесь, а я пойду спать.
На миг мне показалось, что в его глазах сверкнула веселая искорка, которой я раньше не замечал. Он отвернулся и тихо, как тень, скрылся за кустами на краю просеки.
Мы с Катей еще какое-то время оттирали руки песком, затем она села на камень и задумалась о чем-то своем. Мне тоже надоели водные процедуры, и я присел рядом. Честно говоря, я бы с удовольствием придвинулся ближе к девушке, но она, на мой взгляд, не давала к этому повода. Некоторое время мы сидели молча, наблюдая, как блики от светильников играют в прозрачной и быстрой воде ручья.
— О чем ты думаешь? — осторожно спросил я.
— Об охоте, которой мы решили заняться, — тихо ответила Катя. — О том, для чего она нужна каждому из нас. Наверное, ты прав. Она нужна, просто чтобы не думать о реальной бессмысленности жизни.
— Коча объяснил более поэтично, но смысл именно таков.
— А интересно, есть ли в жизни какой-то реальный смысл?
— Наверное, у кого-то есть, — пожал я плечами. — У каждого свой. Охота ведь тоже смысл, если рассматривать ее как цель, а не как средство.
— Все же странно… — Катя подобрала камешек и бросила его в воду. — Неужели весь смысл нашего существования — просто венчать пищевую пирамиду? Не верю. Не хочу верить в то, что мы просто еда для тех червей, которые возьмутся за нас после смерти.
— У тебя всегда такие мрачные мысли? — Я осторожно придвинулся к ней.
Она не отстранилась. Вода мерно журчала у наших ног, цикады звенели повсюду, заполняя звуком все окружающее пространство.
— Нет, не всегда. Но и убиваю я не каждый день.
— Но ты же стрелок, — удивился я. — Любой человек, взявший в руки оружие, должен быть готов к тому, что убьет кого-то. По большому счету каждый стрелок стреляет сам в себя. Просто неизвестно, когда пуля настигнет цель и скольких поразит на своем пути.
— Да. Ты прав. Но все равно не очень просто смириться с тем, что нет ничего вечного. Все же должен быть какой-то объективный смысл. Что-то должно отличать нас от насекомых.
— Нас многое отличает от насекомых, — пожал я плечами.
— Многое? Но неужели обязательно рисковать собственной жизнью и убивать кого-то, чтобы придать существованию подобие смысла?
— Никогда особо об этом не думал. Но наверняка можно сделать нечто, что изменит жизнь многих людей. Или надолго останется в памяти поколений. Не обижайся, но для женщины таким смыслом может быть рождение ребенка.