Большая расплата
Шрифт:
— Я знал, что им там взяться неоткуда, и всё же они там были. Значит, кто-то их туда поместил. Многие ли могут перенести чужие отпечатки настолько качественно, что введут в заблуждение даже экспертов? Один из немногих — Хуго Шарпантье. Другой — его наставник. Ты. Тебе пришлось размазать все остальные отпечатки, включая принадлежащие ЛеДюку, оставив лишь частичные следы. В том числе и свои собственные. Красивый ход. Заставить следственную бригаду принять эти улики. Так и поступает великий тактик. Он наводит на мысль. Он не ведёт, он направляет. Исподтишка.
Мишель
Они снова сели, пистолет лежал на столе рядом с Бребёфом. Стаканы с виски оставались нетронутыми.
— Ты сказал, что убил Сержа ЛеДюка, чтобы не пришлось мне. В качестве услуги.
— В качестве компенсации за причинённое, — ответил Бребёф.
— И в то же время, ты перенёс на орудие убийства мои опечатки. Чтобы подозрение пало на меня.
— Нет! Ничего подобного! Я выбрал твои отпечатки, потому что ты всегда вне подозрений.
— И, тем не менее, я под подозрением.
Впервые с начала разговора Бребёф выглядел озадаченным.
— Да. Понимаю. Офицер КККП Желина. Твои люди тебя бы никогда не заподозрили...
— Я бы не был так уверен, — сказал Гамаш. — Унизительно осознавать, что пьедестал не так уж и высок.
Бребёф хмыкнул.
— С возвращением на землю, Арман. Тут слегка грязновато.
— А карта, Мишель? Та, что была в прикроватной тумбочке ЛеДюка? На ней тоже мои отпечатки, и изображение моей деревни. Ты её туда поместил, не так ли? Снова увод следствия по ложному следу.
— Но не в твою сторону.
Гамаш изучал Бребёфа, исследуя морщинки, трещинки, расщелины его лица. Географию и историю, начертанные временем, заботами и одиночеством. Слишком большим количеством выпитого и недостатком мира в душе.
И там наконец он отыскал правду.
— Ты сказал, что в первый же вечер тут сделал два открытия. Первое — русская рулетка. Каким было второе открытие?
Бребёф посмотрел на Армана. На лучики вокруг его глаз и рта. Некоторые из-за невзгод и печали, но по большей части из-за смеха. Из-за довольства жизнью. От радости сидеть возле камина, в компании семьи и друзей, и от улыбок.
Таким могло стать и его лицо, сверни он налево, а не направо. Пойди он вперёд, вместо того, чтобы отступить в сторону. Запереть ворота, вместо того, чтобы распахнуть их.
Мишель Бребёф долгое время ненавидел Армана. Но любил его он ещё дольше.
— Я думал, ты знаешь, — сказал Мишель.
— Скажи мне.
— Амелия Шоке.
Вот оно. Вот она.
— Когда ЛеДюк заявил о нынешнем жалком наборе кадетов, о ней он упомянул особо. Имя было знакомым, но не более. И вот ЛеДюк сообщил, что сам он отклонил её заявление, а ты это решение отменил. И тут всё сложилось. Я понял, кто она и почему она здесь.
— И почему?
— Служение. Честь. Правосудие. Наконец, ты обрел средство для исполнения правосудия.
— Ты решил, что я задумал отыграться на ней?
— А разве нет? Зачем ещё держать её здесь? Зачем принимать в Академию девчонку, так откровенно не подходящую для полицейской работы?
— Да чем же не подходящую?! Потому что она не похожа на остальных? Non, Мишель. Цель заключалась не в мести или даже правосудии. Я не собирался её обижать. Я хотел спасти её.
Мишель Бребёф тупо, непонимающе уставился на Гамаша.
— И спасти себя, — добавил Арман. — Единственную возможность стать наконец свободным я вижу не в том, чтобы причинить боль в ответ на боль причиненную. Но в том, чтобы совершить что-то достойное. Не скажу, что это легко. Ты не представляешь, сколько раз я убирал её досье в стопку отказников. Понимая, как подобное моё решение отразится на ней. Это будет жизнь, полная отчаянья. В итоге Амелию Шоке обнаружат в переулке, сточной канаве или меблированных комнатах. Мертвую.
Арман посмотрел на свои ладони, на еле заметный шрам на пальце.
— Ты сделал это, чтобы спасти её? — ошарашено переспросил Бребёф. — Её?!
— Oui. И знаешь что, Мишель? Она оказалась замечательной молодой женщиной с блестящим умом. Когда-нибудь она станет во главе Сюртэ.
Мишель продолжал таращиться на него.
Гамаш напирал:
— Ты поместил её отпечатки на оружии, зная, что она попадет под подозрение. Ты украл её копию карты и положил в прикроватную тумбочку ЛеДюка. И это стало ещё одной причиной, по которой я подумал на тебя. Очень чётко всё было инсценировано. Всё очень шатко и предположительно. Ни единой улики, прямо указывающей в её сторону. Лишь жалкие крохи в целом лесу улик вели к Амелии Шоке. И ко мне, как к промежуточной остановке. Но, в конце концов, они привели бы к ней.
Мишель Бребёф потянулся к пистолету, медленно сжал рукоять.
— Таков, значит, был твой план. Ты хотел, чтобы её привлекли и осудили за смерть Сержа ЛеДюка.
— Я сделал это, чтобы тебе не пришлось.
Он встал и поднял пистолет.
Арман поднялся на ноги и протянул руку.
— Пистолет, пожалуйста, Мишель.
Бребёф снова сделал шаг назад и, крепче сжимая рукоять пистолета, прижал дуло к виску.
— Non, — произнес Гамаш, стараясь скрыть панику в голосе и вернуть смысл в ситуацию, быстро выходящую из-под контроля.
Выражение на лице Мишеля было тем же самым, что и в детстве, когда Арман прижал носовой платочек к его окровавленной коленке. Столько боли.
И снова Арману отчаянно захотелось излечить рану.
Его рука, всё ещё протянутая, начала дрожать, и он попытался успокоиться.
— Помнишь, после похорон моих родителей в нашем доме было собрание? С закусками и в молчании. Все взрослые вели себя там как зомби. Избегали меня, им нечего было мне сказать. — Он говорил обрывочно, торопливо, выстраивая из слов мост, по которому вернёт Мишеля назад. — А я просто сидел там. Ты подошёл, сел рядом и стал шептать мне на ухо, чтобы никто не смог подслушать. Помнишь, что ты мне сказал тогда?