Большая расплата
Шрифт:
Нарушителям приходилось расплачиваться.
Студентов он унижал и подавлял. Рукоприкладством он не занимался, но делал так, чтобы кадеты сами себя изводили, выполняя его задания на полигонах, зимой, в нижнем белье. Годбут заставлял их бегать по лестницам, задавал почти невыполнимое количество отжиманий и приседаний. А когда те не выполнялись, добавлял ещё.
Мишель Годбут играл с кадетами, как кошка с мышкой — толкал к краю, потом тянул обратно — известная на протяжении веков форма пытки. Некоторые называли это тренировками. Помучить, отступить.
Эти кадеты стали примером, остальные быстро и с энтузиазмом подчинились. А некоторые к третьему курсу присоединились к практикующим унижение. Эти считались успешными учениками и в Сюртэ быстро продвигались по службе.
И если ЛеДюк был архитектором, то Годбут стал строителем. Брал в руки добрый материал и планомерно превращал его в гниль.
Когда Гамаш стал коммандером, ему сделалось дурно от обнаруженного. От степени и глубины злоупотреблений. Мишель Годбут был ещё не самым худшим. Худших Гамаш без лишних слов уволил. Одного отдал под арест. Но на Годбута не собрал достаточно улик. Анекдотичная ситуация — профессор Годбут, мастер по отслеживанию криминального следа, был очень осторожен, и постарался не оставить своего собственного криминального следа.
Коммандер Гамаш пристально следил за ним и сделал всё, чтобы Годбут об этом узнал. Пытки прекратились.
Но накопилось столько желчи, что она готова была выплеснуться.
Не взорвался ли Мишель Годбут прошлой ночью и не он ли совершил нападение на ЛеДюка?
Однако не хватало мотива. Недостаточно было просто сказать, что Годбут взорвался. Должна быть причина. Должен быть толчок, каким бы тривиальным он не казался со стороны.
Да и место преступления было слишком аккуратным. Оно выглядело как место казни -продуманно, до горечи хладнокровно.
— Расскажите нам о контрактах на строительство этой школы, — попросил Гамаш.
Годбут медленно развернулся на стуле и уставился на коммандера.
— Об этом я ничего не знаю.
— Вы преподаете методы борьбы с мошенничеством. Вы учите студентов, как выявлять мошенничество, а сами не заметили его, когда оно произошло у вас под носом?
— Да ну?! Это для меня новость. Я всего лишь преподаватель. И, как вы дали понять, когда стали коммандером, преподаватель не самый лучший.
— Разве я хоть раз так говорил? Я считаю вас очень хорошим в деле, каким вы занимаетесь, — сообщил Гамаш. — Вопрос в том, чем же именно вы занимались? Какова была ваша реальная работа здесь?
— Имеется в виду, что..?
— Что Серж ЛеДюк брал взятки, — сказал Поль Желина. — Это здание построено на деньги от подкупа и на откаты. Кто-то для ЛеДюка делал бумажную работу. Кто-то, кто не только умел это делать, но и знал, как не быть пойманным.
— Надеюсь, у вас есть доказательства, комиссар. Это серьезное обвинение.
— Не обвинение. Версия, — улыбнулся Желина. — Когда в последний раз вы видели ЛеДюка?
— Вчера на ужине. Мы обсуждали тактические занятия, как вы знаете, коммандер. А потом мы с профессором ЛеДюком обсуждали «Монреаль Канадиенс».
Это был камень в огород Гамаша. Его учебный план не был важнее игры в хоккей.
— А после ужина? — спросил Гамаш, не обращая внимания на колкость.
— Я вернулся к себе и проверял ошибки в работах и курсовые. Как и любой хороший преподаватель.
— Вы виделись с кем-нибудь? Говорили по телефону? — спросила Изабель Лакост.
— Никаких звонков. Никаких посетителей. То был тихий домашний вечерок. Проснулся я от крика того бедного кадета.
— Вы знали профессора ЛеДюка не хуже, чем любого другого, — сказала Лакост. — Как вы полагаете, что случилось?
— Думаю, вы отчасти правы, — ответил Годбут. — Думаю, его смерть связана с этим зданием. Только не с внутренними делами. Я бы, на вашем месте, поискал снаружи.
Жестом он показал за окно, на возвышающиеся над спортивными площадками шпили церкви.
— Вы имеете в виду город? — уточнила Лакост.
— Думаете, Серж ЛеДюк был убит сообщником? Или врагом? — спросил Годбут. — Этот город полон теми, кто ненавидел ЛеДюка.
В зал заседаний проскользнул Жан-Ги Бовуар. Он с Годбутом поприветствовали друг друга кивками, правда, довольно холодно.
Профессор Годбут поднялся и некоторое время молча смотрел в окно. Солнце заходило, и небеса сменили цвет с голубого на розовый.
На их фоне сияли огни Сент-Альфонса.
— Но один человек ненавидел ЛеДюка сильнее других, — продолжил Годбут, отвернувшись от окна. — Вот откуда бы я начал. Хотя, я же не особенно хорош в своем деле, не так ли?
Если он ожидал, что коммандер Гамаш станет его разуверять, то был разочарован. Гамаш промолчал, и, в конце концов, профессор Годбут, кивнув, покинул зал.
— Да, парень тот еще персонаж, — заметила Лакост.
— То еще дерьмо, — поправил её Бовуар, и Желина рядом с ним хохотнул в знак согласия.
— Но он может быть прав, — сказала Лакост. — Сегодня уже не в первый раз упоминается ненависть города к Академии.
— А в чём дело? — спросил Желина, повернувшись к Гамашу. — Что произошло? В досье, что вы мне дали, упоминается об этом, но только в связи с последующими контрактами, и ни слова о том, что к этому привело.
— Город хотел построить на этом месте центр отдыха, — объяснил Гамаш. — ЛеДюк обещал оказать помощь в получении этой территории, если город поможет найти на окраине место для строительства Академии. Город был в восторге от перспективы соседства с Академией, понимая, как это поддержит экономику. Мэр полностью доверился ЛеДюку. Три месяца спустя анонсировали место строительства Академии.
— На участке для центра отдыха,- добавила Лакост.
— Мэр и горожане годами отстаивали строительство катка, бассейна, легкоатлетического и культурного центров. Это был не просто участок земли, не просто здание. Горожане Сент-Альфонса видели в нём жизненную необходимость для будущего общины. Особенно для детей. У мэра случился удар. Тот чудом не угодил в больницу.