Большая расплата
Шрифт:
Она уже пришла в себя после их стычки в бистро. Не последнюю роль в этом сыграл вид благоразумной Рут. В полдень Мирна вернулась в лавку, поднялась наверх, приготовила постель для гостя, и стала готовить ужин.
— Хочешь поговорить о том, что случилось в Академии? — спросила она. — Ты был близок к профессору?
Жак встал с дивана.
— Меня от вас тошнит. Человек мёртв. Убит. А вас интересуют только сплетни.
Мирна тоже поднялась и уверенно посмотрела ему в глаза.
— Я знаю, каково тебе приходится.
— Да
— О, некоторые понятия я всё-таки имею, — спокойно заметила она. — Эта деревня не настолько мирное место, как может показаться на первый взгляд.
— Что? Кто-то поцарапал вашу машину? Или мусорку украл?
— Перед тем, как стать владелицей книжной лавки, я работала психологом в Монреале. Среди моих клиентов попадались заключенные ТОР. Знаешь, что это такое?”
Мирна заметила как гнев постепенно превратился в удивление, потом в интерес. Но парень имел слишком устоявшееся мнение, чтобы тут же поменять его.
— Тюрьма особого режима, — сказал он.
— Я имела дело с самыми худшими.
— Исправили хоть одного?
— Ты же знаешь, что подобное маловероятно. Или даже невозможно.
— Короче, вы облажались. И перебрались сюда. Как Гамаш. Деревня сплошных неудачников.
Мирна не пошла на поводу у этого ребёнка. Хотя чувствовала, как гнев простирает к ней скрюченные пальцы. Вместо этого, она кивнула на ноутбук, подключенный к телефонной линии.
— Используй при желании. Поищи информацию. Изменятся исходные данные — изменится и твое отношение к ним.
— Уау, спасибо, просветили тёмного!
Он схватил куртку и, прыгая через две ступеньки, сбежал в книжную лавку, выскочил за дверь.
Мирна стояла у большого окна мансарды и наблюдала, как он мчится по дороге, освещаемый огнями бистро.
Он обернулся и посмотрел на неё. Повернул в сторону от книжной лавки и бистро, мимо дома Клары. Мирна следила за ним, пока его фигура не растворилась в ночи.
А потом ночную тьму прорезал лучик света.
Обыскав дом, заглянув под каждую кровать — вдруг сумасшедшая карга померла под одной из них и теперь лежит там калачиком — Натэниел пошёл в бистро.
Там её тоже не было. Но здоровяк, один из владельцев бистро, указав на дом у дороги — дом Клары Морроу — предположил, что поэтесса там.
Кадет отправился к дому Клары, но встретил Амелию, выходящую оттуда.
— Рут Зардо? Нет, её там нет. А хотелось бы. Там только старушка-художница. Она всё время пялится на меня, аж страшно. Поэтому я ушла.
— А зачем ты сделала это с собой? — он показал на пирсинг и татуировки. — Если не желаешь, чтобы на тебя пялились?
— А почему ты вот так одеваешься? — она показала на его одежду.
— Как? — он осмотрел свои пальто и джинсы. — Все так одеваются.
— Именно. Зачем ты хочешь быть как все?
— А зачем ты хочешь быть не как все?
На самом деле Амелия ушла не из-за Клары.
Когда её хозяйка поднялась со стула, Амелия увидела картину. Портрет в полный рост. Автопортрет. Он выстрелил с холста, прямой наводкой попав в Амелию. Прямо в лицо. Взгляды портрета и девушки встретились.
Нарисованная женщина смотрела на Амелию так, словно хорошо знала её. И знала, что та сделала.
И тогда Амелия сбежала.
Свет был включен, дверь открыта.
Амелия не помнила, когда последний раз была в церкви. Возможно, на своих крестинах, хотя сейчас, когда она об этом подумала, не смогла бы ответить, крестили её вообще или нет.
То была маленькая церковь, меньше всех, ею виденных. Вообще-то было слишком темно, чтобы разглядеть само здание. Только свет сквозь витражное окно.
На витраже, однако, изображалось не распятие, не жития святых. На сияющем в ночи стекле были изображены мальчишки. Маленькие солдаты, пробирающиеся по полю битвы.
— Пошли, — позвал её Натэниел, успевший подняться по ступенькам к входу. — Габри сказал — если мадам Зардо нет дома, или в бистро, или у художницы, она здесь. Отсыпается с похмелья, наверное.
— Чего ты так озабочен ее местонахождением? — поинтересовалась Амелия, топая по ступенькам за ним следом.
— Потому что сейчас она и есть мой дом, — ответил он. — Мне некуда больше идти.
Рут Зардо действительно возлежала на скамье, подложив под голову свод гимнов. Утка угнездилась у неё на животе.
— Она что, умерла? — прошептал Натэниел.
— Ни хрена она не умерла, — ответил ему голос.
Рут села, но на вошедших даже не взглянула. А уставилась на того, чей голос только что прозвучал.
Задрав ноги на скамейку, в стороне расположился кадет Жак Лорин. Попивал пиво, которое стянул из холодильника той чернокожей тётки.
Он очень точно сымитировал голос Рут. Ему удалось передать ритм и интонацию, сердитую и оскорбленную в то же время. И каким-то образом уловить ранимость.
Натэниел захохотал, и тут же испугался, когда Жак и Рут одновременно посмотрели на него.
Боже, помоги мне, подумал он.
— Чего вы тут делаете? — все одновременно спросили друг у друга. Тем более, в этот момент в церковь вошла Хуэйфэнь.
— Я видела, как вы входили сюда, ребята. Ой, какая красота! — она уселась рядом с Жаком, взяв у него из рук бутылку, отпив глоток пива. — Зачем мы здесь?
— Я тут хотела посидеть в тишине и спокойствии, — заявила Рут.
Жак предложил старухе свою бутылку, секунду поколебавшись, та кивнула. Встав, он отдал бутылку Рут и уселся рядом с ней.