Большая расплата
Шрифт:
— Кто был самой страшной угрозой для ЛеДюка?
— Ну, это легко. Месье Гамаш.
— Именно. Он знал, что Гамаш за ним придёт и наверняка чувствовал, что тот всё ближе и ближе. И что всё закончится не просто потерей работы. Если бы так, Гамаш бы уволил его несколько месяцев назад. Нет. Как только у Гамаша будут доказательства криминальной деятельности ЛеДюка, он отдаст его под арест. И на этот раз некому будет за него заступиться. Он, должно быть, всё больше впадал в отчаяние.
— Да, — согласилась Лакост, теперь лучше понимая, куда он клонит, и это ей совсем не понравилось.
— У
Мысль Лакост унеслась вперед, охватив развернувшийся сценарий.
— Карта, — произнесла она. — ЛеДюк брал её не для себя. Он подложил бы карту в тумбочку Гамашу как доказательство адюльтера коммандера с одной из студенток. С Амелией Шоке.
— А если не как доказательство, то как достаточную причину для зарождения подозрений и сплетен. И мы знаем, насколько это убедительный приём.
— И никто ей не поверит, если она станет отрицать, — добавила Лакост. — Её прошлое проститутки само скажет за себя. То самое прошлое, про которое отлично знал месье Гамаш.
— Кандидатура, изначально отбракованная, была принята Гамашем, — сказал Бовуар. — Молодая женщина, которой, по общему мнению, не место в Академии. Выглядело бы крайне подозрительно.
— Оно так и выглядит, — уверила Лакост. — Но те, кто знает Гамаша, никогда бы не поверили.
— Верно. Но кто его знает в Академии? Кадеты? Их родители? Профессура? Из-за его нововведений в нём всё ещё сомневаются. Слухи сложно доказать, но ещё сложнее их опровергнуть. Нам ли с тобой не знать, как легко подрывается репутация. Всё что требуется — пустить слух. Поместить сплетню в нужное ухо.
— Как пулю в черепную коробку, — тихо согласилась Лакост, вообразив эту кампанию по перешептыванию. Убийство репутации человека.
— А уж когда слухи дойдут до медиа и общественности… — сказал Жан-Ги.
— Месье Гамашу всё равно, — сказала Лакост. — С ним случалось и похуже. Он сам, его друзья и семья будут знать правду.
— Цель не в этом. ЛеДюку просто нужно было подорвать его авторитет, — сказал Бовуар. — И тогда обвинения в адрес ЛеДюка предстанут пред всеми как акт отчаяния загнанного в угол человека.
— Был еще один путь предотвращения расследования в адрес ЛеДюка, — медленно произнесла Изабель. — Кое-что мощнее шантажа или убийства репутации. В конце концов, если бы Гамаш получил улики, доказывающие преступления ЛеДюка, того бы призвали к суду. И не важно, что люди будут думать про Гамаша. Доказательства против ЛеДюка говорили бы сами за себя. Нет, ЛеДюку важно было полностью прекратить расследование. А как можно остановить месье Гамаша?
Бовуар не ответил. Он тоже думал на эту тему, но предпочитал не высказываться вслух. Он должен был догадаться, что рано или поздно Изабель всё сама поймет. Хотя, может быть у неё на уме не совсем та же мысль.
— В начале месяца месье Гамаш рассказывал об автомобиле, преследовавшем его в Три Сосны, — напомнила Лакост, и Бовуар поник.
— Подозреваешь, что это был ЛеДюк? — спросила она. — Думаешь, он преследовал Гамаша? А карта?
— Она привела
— Она привела его к решению его проблемы.
В напряженной тишине оба молчали, пытаясь справиться с невесёлыми мыслями.
— Ты же не думаешь, что… — начала Лакост.
— Что Желина прав? — уточнил Бовуар. — Что Сержа ЛеДюка убил месье Гамаш? Non. — Жан-Ги уверенно и твёрдо мотнул головой. — Он бы никогда не убил невооруженного, и никогда бы, чёрт возьми, он не совершил подобного в школе. Non. Просто смешно.
— Но, предположим, ЛеДюк узнал, где живет Гамаш, и заполучил карту, с помощью которой можно проделать весь путь, — настаивала Лакост. — Чтобы он мог самостоятельно попасть в Три Сосны.
Бовуар продолжал хмуро смотреть на дорогу.
Но Изабель Лакост настаивала, толкая Жана-Ги на территорию, вступления на которую тот сознательно избегал. Туда, где темнота сгущалась.
— Предположим, что он ждал скорого разоблачения со стороны Гамаша. Предположим, позже они встретились в апартаментах ЛеДюка, и ЛеДюка высказал угрозу в адрес мадам Гамаш. Или…
— В адрес Анни.
Одна лишь мысль о том, что кто-то задумал обидеть его беременную жену, заставляла Жана-Ги бледнеть от ярости.
Но он понимал, что сценарий, описанный Лакост, мог иметь место. Маловероятен. Но возможен.
Потому что он понимал, что сам способен ответить на подобное.
— Не думаю, что месье Гамаш убил ЛеДюка, — сказал Бовуар. — Но если так, то лишь в миг помешательства, чтобы защитить свою семью. Это надо признать.
Изабель Лакост кивнула. Она склонялась к той же мысли. Но всё же, кто знает, как люди поведут себя в подобной ситуации? Желина был прав насчёт одного — если кто-то и мог отлично сфальсифицировать улики на месте преступления, то это Арман Гамаш.
— Странно другое, Жан-Ги.
Он знал — когда она называла его по имени, то собиралась говорить о чем-то серьёзном. И без протокола.
— Oui?
— Заместитель комиссара Желина сегодня утром заявил, что месье Гамаш запрашивал именно его.
Бовуар уже почти забыл об этом, под гнетом других проблем, поднятых на совещании.
— Я думал, что запрос делала ты, — сознался он.
— Да, я тоже так думала. Но месье Гамаш сознался. Он даже высказался в том плане, что запрашивал именно Желину, потому что восхищается им.
— То есть, месье Гамаш действовал за твоей спиной? — спросил Бовуар. — И договорился, чтобы заместитель комиссара КККП приехал и стал независимым наблюдателем?
— Да.
— Но зачем?!
Слишком многое из совершенного его тестем было так ему несвойственно. Может ли в этом ряду быть ещё и убийство?
— У меня насчёт всего этого гадкое предчувствие, Жан-Ги.
Бовуар промолчал, не в силах согласиться, и не имея резонов не соглашаться.
Мир перед их взорами растворился. Искаженные тени, сугробы, и даже дорога. Остались лишь звезды в ночном небе. На один головокружительный миг показалось, что они оказались на краю света и соскользнули с него.