Большая судьба
Шрифт:
Павел Петрович сказал поручику:
– Этот первый в России самородок по величине пусть будет и не последним! Сегодня же отправитесь к начальнику Уральского хребта и вручите ему сие богатство.
Поручик немедленно выбыл в Екатеринбург. В горном управлении, как только узнали о редкости, сейчас же допустили посланца к генералу Глинке.
Глинка пристально смотрел на самородок.
– Да-а, велик кусок, - тихо вымолвил он.
– Чего в нем больше: радостей или горя?
Он долго стоял над самородком, не в силах оторвать глаз от золота.
Поручик Фишер, не дожидаясь "золотого" транспорта, по этому приказу отбыл с находкой в Санкт-Петербург, чтобы лично доложить Канкрину все подробности события.
Невиданный самородок доставили в столицу и торжественно положили на крытый зеленым сукном стол. Министр склонился над матовой золотой глыбой.
Министерство опустело: кончились служебные часы. Только секретарь не уходил. Осторожно заглянув в щель, он увидел, что Канкрин сидит всё в той же позе.
"Какую страшную власть имеет золото!
– подумал тщедушный чиновник. Даже сам господин министр не может наглядеться на сей презренный металл. Каково?"
Глинка предписал начальнику горного округа Аносову:
"Нашедшему самородок Сюткину выдать денежную награду по пятнадцать копеек за золотник, или 1266 рублей 60 копеек. Но так как заводский человек Сюткин в настоящее время несовершеннолетний, к тому же сумма эта, по ограниченности его потребностей, может быть растрачена им совсем непроизводительно, то я признаю за полезное выдать ему на руки только 66 рублей 60 копеек, остальные же деньги положить на хранение в государственный банк и, по мере накопления процентов, ежегодно ссужать ими Сюткина..."
Павел Петрович скептически отложил бумагу, задумался.
"Золото моем, а с голоду воем!" - вспомнил он поговорку старателей.
Глава шестая
ПРОЩАЙ, ЗЛАТОУСТ!
Золотой поток непрерывно лился из приисков в Петербург, а старателям по-прежнему жилось плохо. Да и сам Аносов с трудом сводил концы с концами. Много денег уходило на книги и журналы, на редкие булатные клинки. Татьяна Васильевна однажды с тоской сказала мужу:
– Видно, никогда не выбьемся из нужды, Павлуша!
– Разве это нужда?
– спокойно ответил Аносов.
– Мы живем хорошо, а главное, у нас есть благородная цель.
– Он привлек к себе жену и поцеловал.
– Радость не в том, чтобы копить жир, страдать одышкой и носить лучшие одежды, прикрывая ими пустоту в жизни. Великий смысл ее - создать полезное для потомства...
– Это хорошо, - согласилась Татьяна Васильевна.
– Но ведь я иногда не знаю, что подать на стол гостю...
– Какие там гости!
– отмахнулся Павел Петрович.
Однако гость уже стоял на пороге. Это был неожиданно прибывший в Златоуст Глинка. Он заметно обрюзг, но взгляд остался строгим, внушительным.
Весь день Аносов сопровождал начальника Уральского хребта по заводу, давая объяснения, а на сердце было смутно, тревожно: "Будет ли приличный генералу обед? Как выйдет из положения
Наконец Глинка устал. Проведя широкой ладонью по серебристому ежику на голове, он грубоватым голосом пожаловался:
– Взалкал! Сильно взалкал, и жажда палит! Ведите же, милый мой, в свой очаг. Есть там добрая Татьяна Васильевна!
От завода до квартиры Аносова было недалеко, но Глинке подали экипаж. Он расслабленно забрался в него и замолчал. Павел Петрович волновался: как там с обедом? Но, к его удивлению, стол был накрыт великолепно и любимые генералом яства ждали его. Глинка разомлел и занялся чревоугодием. Для каждого блюда гость находил ласковое название, пил наливки, крякал от удовольствия. И всё же его опытный глаз уловил тщательно скрываемую нужду: квартира была обставлена бедно, Татьяна Васильевна - в стареньком, хотя и заботливо отутюженном платье.
– М-да...
– усердно разжевывая кусок мяса, неопределенно промямлил генерал.
Ему, черствому, грубому человеку, вдруг стало жалко семью Аносова. Уезжая из Златоуста, как бы мимоходом обронил:
– Ваше усердие велико... Я постараюсь... Позабочусь о прибавке вам жалованья.
Павел Петрович встрепенулся, хотел протестовать, но Глинка понял его и сделал решительный жест:
– Не спорьте! Мне лучше знать!
И он уехал, оставив Аносова со странным чувством: почему генерал заговорил об этом? Уж не Татьяна ли Васильевна вздумала просить?..
Расстроенный вернулся домой, но по независимому виду жены догадался, что она не способна на такое унижение.
– Откуда ты добыла денег?
– пристально глядя в ее темные глаза, пытливо спросил Павел Петрович.
Татьяна Васильевна густо покраснела, помолчала и призналась тихо:
– Не обижайся, Павлушенька, я продала маклерше твои петербургские подарки.
Он взглянул в ее грустные глаза и удержался от укора.
Глинка не забыл обещанного им. По возвращении в Екатеринбург 19 октября 1845 года он написал министру финансов письмо об Аносове:
"Занимая более 14 лет настоящую должность, проявленным трудолюбием и постоянным усердием к пользам службы Аносов принес многие значительные выгоды управляемым им заводам, ввел разные технические усовершенствования и много способствовал улучшению состояния заводов. В особенности в последние два года техническая и хозяйственная часть Златоустовских заводов и оружейной фабрики весьма значительно усердием и распорядительностью его возвышены.
По уважению столь важных заслуг и достоинств генерал-майора Аносова и по вниманию к многочисленному его семейству и неимению состояния, поставлю себе обязанностью просить ваше высокопревосходительство исходатайствовать ему прибавку к нынешнему жалованью той же суммы, какую он получает, т. е. 1257 рублей 90 копеек серебром ежегодно, пока он в корпусе горных инженеров состоять будет. Удовлетворением ходатайства моего, ваше высокопревосходительство, изволите доставить справедливую награду заслуженному генералу..."