Большая война Сталина
Шрифт:
Теперь поговорим о втором стратегическом эшелоне Красной Армии. Согласно официальной «Истории Краснознаменного Уральского Военного Округа», именно утром пятницы 13 июня – за несколько часов до опубликования Заявления ТАСС в Германии – началась погрузка в эшелоны 22-й уральской армии под командой генерал-лейтенанта Ф. А. Ершакова (с. 104). Конечная точка специально запутанного маршрута – западные границы СССР. В тот же день – 13 июня – отбыл в Украину из Москвы и генерал-лейтенант М. Ф. Лукин, лишь накануне узнавший о конечном пункте назначения своей 16-й армии, перебрасываемой на Запад такими же замысловатыми петлями из Забайкалья начиная с 26 мая. Наконец, как сообщают Москаленко, Лелюшенко и прочие мемуаристы, 15–16 июня командиры механизированных соединений западных округов практически одновременно приступили к рекогносцировке маршрутов дорог в непосредственной близости к границе. Уже 18–19 июня полученные ими сведения пригодились в деле: практически
Но вернемся к анализу сообщений американских газетчиков в то тревожное предвоенное время. Не могу не повторить уже высказанное ранее мнение: даже без имевшейся в распоряжении СССР самой мощной и эффективной в мире шпионской сети советское руководство вполне могло судить о масштабе и срочности германской угрозы по статьям в зарубежных газетах, опубликованным за неделю до немецкого нападения. Если же кто-то в Германии (а это совсем не обязательно был Гитлер) действительно выдвигал конкретные требования, и по этому поводу реально шли секретные, до сих пор никому неизвестные переговоры, то в таком случае советская сторона, что называется, «из первых рук» знала бы: агрессия может начаться в любую минуту. В конце концов, совсем недавно в подобных ситуациях побывали Польша, Финляндия, Румыния и страны Прибалтики.
То, что у Гитлера имелись основания не доверять довольно топорно составленным «миролюбивым» намекам «замечательного грузина», подтверждает опубликованная The New York Times 16 июня 1941 года очередная заметка корреспондента в Турции Зульсбергера, озаглавленная «All Soviet Troops Reported Called/ But Russians Deny a General Mobilization/ Nazi Forces Have Left Balkans». Я перевел заголовок следующим образом: «Все советские резервисты призваны / Но русские отрицают проведение всеобщей мобилизации / Силы нацистов покинули Балканы». Зульсбергер передал в редакцию, в частности, следующее: «Анкара, Турция, 15 июня. Румынские источники сообщили сегодня вечером, что Россия объявила всеобщую мобилизацию и отменила все отпуска для резервистов. Несмотря на то, что эта новость, похоже, известна и венгерским дипломатическим кругам, мы не можем ее подтвердить. Британские военные источники сообщили, что «это вполне возможно, но мы об этом пока ничего не знаем»… Русские источники опровергают эту информацию. Вполне возможно, что германские агенты распространили этот слух в Бухаресте и Будапеште, чтобы оправдать присутствие огромного количества нацистских войск в Восточной Европе… В течение последней недели Советский Союз перебросил большие силы на запад из азиатской части России и сосредоточил около 155 дивизий на своей европейской границе. По имеющейся информации, немцы завершили вывод своих войск из Греции, Болгарии и большей части Югославии…» Вновь выскажу свое мнение по поводу очередного упоминания количества советских дивизий: источником подобной информации могли быть лишь данные германского Генштаба. Никто другой, в отсутствие информации от высокопоставленных руководителей СССР (что я пока исключаю), не смог бы даже приблизительно оценить силы первого советского стратегического эшелона.
18 июня 1941 года в The New York Times появляется аналитическая статья за подписью Юджина Ковача (Eugen Kovacs), озаглавленная «Reich and Russia Set to Fight/ Massing of Opposing Troops Began When Poland Was Devided by Them/ Soviet Fears Increasing/ Moscow Takes Counter-Steps After Each New Threat by Germain Armies» («Столкновение Рейха и России неизбежно / Сосредоточение противостоящих друг другу войск началось после раздела ими Польши / Москва предпринимает контрмеры после каждой новой угрозы со стороны Германских вооруженных сил»). Оглядываясь на события, последовавшие за разделом Польши, Ковач (по всей видимости, журналист левой ориентации, симпатизировавший СССР, – таких в ту пору было немало) придерживался той точки зрения, что все эти два года – аннексируя Прибалтику, оккупируя Бессарабию и Буковину – Советский Союз всякий раз всего лишь отвечал на очередной враждебный шаг Германии. Правда, он в то же время подтвердил, что после оккупации «своей» половины Польши в сентябре 1939 года СССР оставил принимавшие в ней участие войска там же – на своей западной границе.
Выпуск The New York Times от 18 июня 1941 года
В тот же день, 18 июня 1941 года, газета опубликовала материал другого своего корреспондента в Анкаре – Рэя Брока (Ray Brock), озаглавленный «Reich-Soviet War Is Thought Nearer/ Sources in Turkey Told Nazis Will Attack to Get Ukraine and Drive to Iran» («Предполагается, что начало войны Рейха и Советов приближается / Источники в Турции сообщают, что нацисты нападут, чтобы отнять Украину и вторгнуться в Иран»). В статье, переданной по телефону, говорилось буквально следующее: «Анкара, Турция, 17 июня. Русско-германская ситуация стремительно ухудшается, сообщили сегодня вечером обычно хорошо информированные дипломатические и военные источники. В некоторых кругах растет убеждение в том, что ныне проходящие секретные переговоры между Берлином и Москвой (прим. автора: очередное настойчивое упоминание о загадочных «переговорах», факт проведения которых был официально опровергнут ТАСС четыре дня назад!) – всего лишь дипломатическая уловка немцев в преддверии нападения и блицкрига. Германские круги в Турции открыто говорят о скоро грядущей «сенсации», прозрачно намекая, что речь идет о военной или дипломатической победе над Советами. В этой связи интересно отметить, что большинство местных военных обозревателей считают, что со стороны Германии надо ожидать мер военного характера… Эти источники сегодня подтвердили, что Россия и Германия вскоре окажутся в состоянии войны, в ходе которой немцы будут пытаться заполучить доступ к продовольствию и военным материалам, а также географически обезопасить себя от атаки русских с тыла в момент попытки вторгнуться на Британские острова. Они пояснили, что Россия предприняла проходящие ныне переговоры (!) с Рейхом в попытке выиграть время. Они же говорят, что Германия согласилась на проведение переговоров, чтобы под их прикрытием завершить сосредоточение войск в Румынии, Польше и Восточной Пруссии для нанесения удара. Анкара и Стамбул полны необоснованных слухов. Так, сегодня в 5 часов вечера одну из стамбульских газет осаждали телефонными звонками читатели, пытаясь получить подтверждение информации о том, что германские войска уже пересекли русскую границу (!)…».
Подведем итоги «блиц-анализа» всего лишь девяти заметок всего лишь одной газеты пока еще нейтральной страны, опубликованных в течение пяти с половиной месяцев, предшествующих началу Великой Отечественной войны. Без всякого преувеличения можно сказать, что весь мир знал следующее:
1) в ноябре 1940 года СССР и Германия не договорились о принципиальных вопросах раздела мира: с точки зрения Гитлера, советское руководство потребовало слишком много. За этим последовали неуклонное ухудшение отношений и наращивание сил обеих сторон на всем протяжении их общих границ, а также на советско-румынской границе;
2) советско-германские отношения прошли «точку невозврата» в апреле 1941 года – когда СССР поддержал антигерманский путч в Югославии, а Германия оккупировала эту страну, и начала экспансию на Балканы, одновременно категорически отвергнув претензии СССР к Румынии, Болгарии, Турции и самой Германии;
3) уже в мае 1941 года всем было понятно, что начало немецкой агрессии (а именно Германия рассматривалась всеми в качестве «сильной» стороны, планирующей нападение) – это исключительно вопрос времени;
4) в середине июня 1941 года стало ясно, что германское нападение может состояться «в течение десяти дней». Неизбежность агрессии была столь очевидной, что уже 17 июня одна из стамбульских газет допустила «фальш-старт» и опубликовала недостоверную информацию о переходе немцами советской границы;
5) наблюдатели расценивали якобы проходившие в те дни секретные переговоры между Германией и СССР как дипломатическую уловку немцев, призванную выиграть время для завершения подготовки к агрессии;
6) все высшее советское политическое и военное руководство было в курсе приведенных фактов, которые практически полностью подтверждались и колоссальным массивом разведывательной информации (о чем будет сказано позже). Судя по воспоминаниям адмирала Кузнецова, занимавшего в то время должность наркома ВМФ, на основе полученных данных правильные выводы делались как минимум частью упомянутого руководства.
Писатель и поэт
Заглянем в дневники известного писателя К. Симонова: «Двадцать первого июня меня вызвали в Радиокомитет и предложили написать две антифашистские (!) песни. Так я почувствовал, что война, которую мы, в сущности, все ждали, очень близка. О том, что война уже началась, я узнал только в два часа дня. Все утро 22 июня писал стихи и не подходил к телефону. А когда подошел, первое, что услышал: война. Сейчас же позвонил в Политуправление…» («100 суток войны», с. 5). Между прочим, написанием соответствующих новой ситуации песен занимались не только в Москве, но и в Берлине. После целой недели доработок Геббельс в своих дневниках 30 июня 1941 года с облегчением констатирует: «Новая песня для России (прим. автора: на тему войны с СССР) готова. Музыкальная аранжировка Шульце лучше, чем у Ниля. Так что выбрали первого. Анакер и Тислер спорят по поводу авторства текста. Я заставил их достичь компромисса…» («The Goebbels Diaries. 1939–1941», с. 438). Но вернемся к дневнику Симонова…
Из последующих пояснений автора дневника становится ясно, что приближение войны он чувствовал давно и обостренно: «За месяц до войны, 16 мая 1941 года, мне пришлось участвовать в обсуждении этой пьесы (прим. автора: «Парень из нашего города») в Доме актера. Пьеса была неровная, с большими слабостями, но на обсуждении меня больше хвалили, чем ругали, видимо, потому, что главные герои пьесы были военные (прим. автора: наверное, будущих персонажей тоже в Радиокомитете подсказали), уже воевавшие и, если надо, готовые снова сражаться люди. Появление таких людей на сцене тогда встречалось с особым сочувствием, и в этом тоже сказывалась тревожная атмосфера времени, ожидание вот-вот готовой разразиться войны, о которой, как мне вспоминается, тогда много думали, хотя и не часто говорили вслух… На этот раз после обсуждения пьесы я сказал, отвечая выступавшим: «Что бы вы ни писали, не надо забывать о том, что если не в этом году, так в будущем нам предстоит воевать. Нам скоро воевать!» («100 суток войны», с. 298). Удивительная прозорливость и смелость в высказываниях! Впрочем, не надо забывать, что цитируемый писатель был молодым, да ранним – орденоносцем и любимцем товарища Мехлиса – одного из самых преданных, доверенных и свирепых сталинских подручных. Добавим, что в июне 1941 года двадцатипятилетний Симонов с десятками собратьев по перу вернулся со специальных сборов для «творческих работников» в Кубинке, где их обучали азам военного дела и по окончании присвоили воинские звания. Поэтому, заслышав о начале войны, новоиспеченный «военный интендант» принялся звонить не в родные «Известия», а в Политуправление. Интересно, кто-нибудь слышал о подобных военных сборах для корреспондентов в какой-либо другой стране мира?