Больше, чем что-либо на свете
Шрифт:
– Всё, моя дорогая, всё хорошо... Не волнуйся.
Широкая кровать под бархатным балдахином приняла Темань в объятия многослойных перин. Дамрад была сама заботливость: разув Темань и расстегнув ей пуговицы для облегчения дыхания, она напоила её водой и смочила виски.
– Тебе лучше, драгоценная моя?
У Темани вырвался лишь стон, и Дамрад с нежным состраданием прильнула губами её похолодевшему, покрытому испариной лбу.
– Ну-ну, – проговорила она, присаживаясь рядом и согревая руку Темань в своих ладонях. – Прости, что спросила тебя об этих шрамах... Этим я, должно быть, всколыхнула в твоей душе не самые приятные воспоминания. Говоришь, ты сделала это сама? То есть, покушалась на
Судорога страха вскинула Темань на постели, вырвав из лап обморочной слабости. Если Дамрад начнёт раскапывать эту давнюю историю, она может обвинить в случившемся Севергу. Ведь из-за расставания с нею Темань не хотела жить тогда... Лучше самой взойти на эшафот, чем допустить хоть малейший повод для гонений на супругу. День казни матушки поднялся над нею серым куполом затянутого тучами неба. «А ведь стоит мне только захотеть – и ты будешь моей, изумительная Темань! Мне ничего не стоит отправить на плаху кого угодно, в том числе и твою доблестную супругу... Её голова упадёт с плеч, а ты упадёшь в мои объятия». Только бы Дамрад ничего не сделала с Севергой – вот чего вечно боялась Темань, и именно это заставило её вздрогнуть всем телом и встрепенуться.
– Нет... Не надо, государыня, никто в этом не виноват, а точнее, всему виной лишь моя слабость и малодушие, – пробормотала она. – В этой истории нет ни правых, ни виновных. Это позорная страница моей жизни, и она давно перевёрнута. Не стоит ворошить прошлое.
– Как скажешь, милая Темань. – По-прежнему не выпуская её руки из своих, Дамрад склонилась и прильнула губами к её пальцам. – Смею лишь выразить обеспокоенность... Твоя жизнь бесценна, и мне не хотелось бы, чтобы она вновь подвергалась покушениям.
– Полно, Владычица, жизнь мимолётна, хрупка и не стоит и ломанного гроша... Сегодня мы живы и радуемся, а завтра – голова с плеч, – горько покривила губы Темань.
И тут же похолодела, пожалев о сказанном: подобные настроения были под строгим запретом при написании статей, опыт работы в новостном листке учил воздерживаться от малейших намёков на недовольство государственным строем и политикой Владычицы. Увы, накатившая на неё слабость позволила неосторожным словам сорваться с языка...
Впрочем, Дамрад как будто не придала этому значения. Гораздо больше внимания она уделяла самочувствию Темани: заставила её выпить чашку крепкого отвара тэи с капелькой хлебной воды и отведать мясной закуски. Только убедившись, что щёки Темани вновь порозовели, она позволила ей встать с кровати и выйти на воздух, но при этом всё равно настаивала, чтобы Темань опиралась на её руку. Пройдя по висячему мостику, они оказались на площадке под кроной дерева – там же, где и встретились.
– Прошу тебя, не избегай меня, прекрасная моя... Меня это огорчает, – мурлыкнула Дамрад, чувственно покрыв руки Темани поцелуями.
Сумрачное пространство осеннего сада пронзил звонкий голос, от хлёсткого звука которого Темань вздрогнула, будто вытянутая плетью по лопаткам:
– Вот ты где, матушка! А я тебя ищу!
По мостику к ним шла Санда, сверкая вызывающе роскошным ожерельем на открытой точёной шее. В отличие от Темани, она могла позволить себе показывать свою лебединую шейку во всей красе, что и делала при всякой возможности, вот только нередко перебарщивала с глубиной выреза на груди. Надевать закрытый чиновничий мундир, какие часто носила Дамрад, наследница не соглашалась ни за какие коврижки. Вот и сейчас она сияла почти обнажёнными персями, кои лишь весьма условно обрамляло белоснежное кружево, а в соблазнительной ложбинке сверкал самый
– Простите, что прервала ваше приятное общение, – покривила она красивые губы в усмешке, приподняв чёрную, остро подведённую бровь. Её голос прожурчал ледяным язвительным ручейком.
С этими словами она развернулась и зашагала по мостику прочь, обдав Темань напоследок ядовитым холодом ревнивого взора.
Дамрад не спешила бросаться следом за дочерью. Нелестно отозвавшись о ненастной и холодной погоде, она проводила Темань по шаткому мостику до входа в гостевой зал; при этом она внимательно и предупредительно поддерживала её одной рукой за талию, а в другой сжимала её пальцы, хотя слабость у той уже прошла и опасность нового обморока не угрожала. Усадив Темань на обитый шёлком диванчик у стены, Владычица на мгновение присела рядом и ещё раз нежно облобызала её руки, после чего проронила: «Прости, вынуждена тебя покинуть», – и направилась к Санде, стоявшей у стола неподалёку и пристально наблюдавшей за родительницей. Темань не слышала, о чём Дамрад вполголоса заговорила с дочерью, да это её и не интересовало. Измотанная до звона в ушах, она беспомощно окинула взором полный гостей зал... Что делать дальше? Продолжать набирать материал на статью? Ей бы, конечно, следовало остаться до конца приёма, вот только от всей этой суеты уже с души воротило. Дамрад выпила все её силы ледяным жалом своего взгляда.
А Северга между тем приятно проводила время в обществе красавицы – обладательницы тяжёлой короны рыжевато-каштановых волос и милых ямочек на щеках. Темань припоминала её: это была дочь начальника Северги, тысячного офицера. Танец закончился, и навья поблагодарила юную прелестницу поклоном-кивком и щелчком каблуков, а та вдруг нагло обвила её шею изящным кольцом объятий и поцеловала в пересечённую шрамом щёку. Северга засмеялась и в ответ чмокнула девушку в очаровательную ямочку. В груди Темани разлилась едкая, саднящая горечь. Они вдруг представились ей сплетёнными в постели: красавица с ямочками – снизу, а Северга – на ней, в обхвате её длинных ног, энергично наяривающая её продолговатым сгустком хмари. Было ли это у них на самом деле? Уже не имело значения, Темани хотелось только одного – уйти отсюда, ускользнуть незамеченной... Поздно: Северга увидела её.
– Крошка, ты куда запропастилась? На тебе лица нет... Что стряслось?
Незримая рука душила Темань, не позволяя сказать ни слова о встрече с Дамрад. Лучше Северге остаться в неведении, она всё равно бессильна против Владычицы. Все бессильны... Никому лучше не знать.
Никто и не узнал: Рамут увидела только сцену ревности, которую Темань изобразила даже без особых усилий. Слова срывались с губ, но окаменевшая душа молчала в гулком, как пустой, выстуженный сквозняком зал, одиночестве. Скованная его ледяным дыханием, Темань ехала домой. Там она плеснула в похолодевшее, бескровное лицо пригоршню тёплой воды, окунулась в купель с душистой мыльной пеной, но в заботливо приготовленную домом постель не легла: мысль о сне заставляла её горько морщиться. Какое уж там... Не потягаться сну с этим страшным одиночеством, не прогнать его, не согреть ей душу лёгким, приносящим отдохновение забытьём.
Когда звон дома возвестил о возвращении Северги и Рамут, Темань сидела за своим письменным столом и работала. Если для творчества она нуждалась в особом настроении, то статьи умела писать и без вдохновения. Она кроила и шила их из набора готовых, давно выработанных словесных оборотов, не вкладывая ни жара души, ни полёта воображения. Не было в этом никакого искусства, просто хорошо освоенное ремесло.
– Малышка, ты что же, приревновала? – Руки Северги скользнули по плечам, морща лоснящийся шёлк халата, и Темань окунулась в волны мурашек от их тёплой тяжести.