Больше, чем что-либо на свете
Шрифт:
– Прости, мне нечем тебя попотчевать, – сказала она Леглит, зашедшей, как всегда, с утренним визитом. – Я на мели, даже еды купить не на что. На службу меня не принимают, печатные дома отказываются брать мои сочинения... Даже одного-единственного разнесчастного стишка нигде тиснуть не могу. Укатила бы в деревню к тётушке Бенеде, но я, похоже, теперь ещё и невыездная ко всему прочему... Сижу в Ингильтвене, как на привязи.
– Возмутительно! – воскликнула навья-зодчий. – Нет, это уже ни в какие рамки... Я сегодня же пойду на приём к Владычице и потребую прекращения этого издевательства над тобой!
– Ох, молю тебя, не надо! –
Леглит накрыла её тонкую, высохшую от нервных потрясений руку тёплой ладонью.
– Милая Темань, я должна хотя бы попытаться. А что касается... – Она тронула пустое блюдце и солонку. – Что касается пропитания, то позволь мне тебе помочь. С собой у меня сейчас денег немного, но на сегодняшний завтрак, обед и ужин для тебя хватит. А дальше – посмотрим.
Утреннюю трапезу Темань запивала обильными слезами, которые тёплыми ручьями струились по её щекам – от стыда, нежности и благодарности. На столе было всё, что она привыкла есть в начале дня: сырные лепёшечки, яйца всмятку, круглые булочки с маслом и мёдом и, конечно, душистый и крепкий отвар тэи со сливками... Даже свежие цветы из оранжереи благоухали в вазе, украшая столовую и вторгаясь в пасмурное умонастроение Темани беспечно-жизнерадостным, ярким пятном. Взглянув на свои любимые пирожные, коробку которых навья-зодчий тоже не забыла заказать, Темань вздохнула и покачала головой.
– Дорогая Леглит, это, право же, излишне... Я могу обойтись и без сладостей.
Та, глядя на неё спокойными, светлыми и ясными глазами, лишь улыбнулась и ласково вытерла её мокрые щёки.
– Мне просто хотелось немного порадовать и побаловать тебя. Ну что ты, милая... Не плачь! Кушай.
– Мне ужасно неловко, – пробормотала Темань, у которой, сказать по правде, со вчерашнего скудного обеда маковой росинки во рту не было. – Будем считать, что я взяла у тебя в долг. Когда смогу, отдам. Ещё не хватало, чтобы ты содержала меня...
Как она ни отговаривала Леглит, та всё же отправилась к Дамрад. Её не было всего день, но этот день показался Темани вечностью – хмурой, зимней и невыносимой. Тяжёлый полог туч обрушил на землю густой снегопад, который за какой-нибудь час замёл все первые признаки весны; Темань, наблюдая из окна за уборщиками улиц, разгребавшими заносы, завидовала им до щемящей тоски: у них была работа. Хоть иди и нанимайся чистить снег вместе с ними, честное слово... Тут уж не до гордости, когда есть нечего. Уцепившись за эту мысль, она закуталась в плащ, вышла из дома и спросила у первого встреченного ею работяги, как найти их главного. Тот сначала испугался, приняв Темань за проверяющее начальство, потом долго и путано объяснял. Кое-как Темань отыскала старшего и попросила:
– Пожалуйста, мне очень нужна работа. Возьмите меня чистить улицы!
Старший, крепкий парень с рыжей гривой и огромными руками, вытаращил глаза.
– Шутить изволишь, госпожа?
– Нет, – печально и устало вздохнула Темань. – Обстоятельства вынуждают меня.
– Госпожа, прости, но эта работа не для женщин, – сказал старший. – У тебя и ручки нежные, – он глянул на унизанные кольцами пальцы
Леглит вернулась вечером несолоно хлебавши: прождав в огромной очереди, она не пробилась дальше секретаря в приёмной Дамрад. Стоило ей заикнуться о том, что она пришла поговорить о Темани, как ей тут же ответили: «Сударыня, Великая Госпожа распорядилась не беспокоить её по этому вопросу».
Темань не оставляла попыток обратить в деньги свои украшения. Особенно ей хотелось пустить в дело ненавистные подарки Дамрад... Взяв самое дорогое бриллиантовое ожерелье, она отправилась в ссудную контору. Там её попросили подождать на диванчике, а через некоторое время, гулко стуча каблуками сапогов по зелёным и белым клеткам мраморного пола, к ней подошли дюжие стражи порядка в чёрных мундирах.
– Госпожа, изволь пройти с нами.
– Но в чём дело? – Испугавшись, Темань еле поднялась на разом ослабевших ногах.
– У нас есть сведения, что ты пыталась сбыть краденые драгоценности, – ответили ей. – Будь добра пройти с нами для разбирательства.
– Краденые?! – Темань даже задохнулась, ловя ртом спёртый воздух конторы. – Кто вам это сказал, господа? Я не воровка, что за чушь! Эта вещь была мне подарена, но теперь я нахожусь в трудных обстоятельствах и вынуждена закладывать собственное имущество, вот и всё!
– Трудные обстоятельства случаются, всякое бывает, – задумчиво изрёк страж. – А вот твоё ли это имущество – в этом предстоит разобраться.
Её втиснули в повозку между двумя здоровенными служителями закона. На все её попытки возмущаться или что-то объяснить тяжёлые ручищи ложились ей на плечи и вдавливали её в сиденье:
– Разберёмся, сударыня.
В забранные решётками оконца на дверцах повозки было трудно что-либо разглядеть, но Темань узнавала места: кажется, её везли в крепость-тюрьму, похожую на ту, в которой провела свои последние дни её родительница. Когда её вывели из повозки в окружённом высокими каменными стенами внутреннем дворе, Темань опять попыталась ерепениться, но ей молча скрутили руки и поволокли по сумрачным, гулким коридорам.
Она очутилась в тесной одиночной камере с крошечным оконцем под потолком. Серый луч света, падая в него, озарял лежанку – вмурованный в кладку стены сетчатый стальной каркас с брошенным на него потёртым и сплющенным тюфяком. Тяжёлая дверь огромной толщины с грохотом закрылась, оставив ошарашенную, потрясённую Темань в полном одиночестве.
Часы ползли, сочась сквозь узкое оконце серой тоской, но никто даже не думал вызывать её на допрос. Её просто закрыли здесь и, как ей казалось, забыли. Вечерело, в камере сгущался мрак. В этом ужасном месте пространство давило каменной тяжестью на грудь, сжимало виски, и Темань металась от стены к стене, готовая грызть и скрести их ногтями. Мысли вертелись, захлёбываясь в бездне страха и тревоги. Устав расхаживать, Темань забралась на лежанку и поджала ноги. Как хотелось домой!.. Пусть дом следил за ней, пусть она мёрзла в нём, но там была мягкая кровать, купель с тёплой водой и душистой пеной, а также её рабочий кабинет с полным шкафом рукописей... Темань с тоской вспоминала свой архив, рвалась к родным, исписанным её рукой листам. Она отдала бы всё, чтобы оказаться за своим письменным столом. Здесь?.. Здесь у неё не было даже клочка бумаги.