Больше, чем что-либо на свете
Шрифт:
Глаза у Леглит заблестели, на щеках снова проступили пятнышки румянца. Она поймала на улице пустую повозку, усадила Темань в неё и назвала носильщикам адрес.
Зарабатывала она достаточно, чтобы позволить себе четырёхкомнатные апартаменты в общинном доме, в которых обычно селились жители со средним достатком. Дом сиял снаружи уютным розовым светом, окружённый тенистым садом со скамеечками и защищённый чёрными кружевными копьями кованой ограды. Столовая, гостиная, рабочий кабинет и спальня были обставлены с хорошим вкусом, мебель отличалась изяществом и выглядела дорого. Обивка и обои сочетались безупречно, нигде Темань не нашла
– Желаешь поужинать? – гостеприимно предложила Леглит.
– Благодарю, я не особенно голодна, но от чашечки отвара не отказалась бы, – улыбнулась Темань. – А лучше что-нибудь покрепче, если можно. Я и вправду немного продрогла, согреться не помешает.
Леглит обставила это символическое застолье торжественно. Из спальни, также служившей ей гардеробной, она появилась затянутой в наряд благородного серого цвета, выгодно подчёркивавший её стройный стан и превосходную осанку, а туго накрахмаленные кружева на рукавах и воротничке стояли так жёстко и сияли так ослепительно, что казались сделанными из сахара. Волосы она позволила себе уложить чуть менее строго, чем обычно: вместо зализанного узла на затылке Темань с приятным удивлением увидела мягкие локоны, ниспадавшие на плечи. Довершала всю эту прелесть улыбка – редкая гостья на серьёзном лице женщины-зодчего. А она вовсе не дурнушка, подумалось Темани. Наверно, она нарочно преподносила себя этаким сухарём, бесполым существом – чтобы ничьё внимание не отвлекало её от работы.
– Отчего ты так не одеваешься всегда? – воскликнула Темань, с удовольствием любуясь ею.
– Да как-то нет особенного повода наряжаться. – И Леглит присела к столу, на котором уже ждали чашки с отваром, хрустальный кувшин с вином и изящные мясные рулетики на закуску.
– Наряжайся для меня, – сказала Темань, накрывая её руку своей.
– Как прикажешь, моя прекрасная госпожа, – дрогнув ресницами, ответила Леглит. Её пальцы под ладонью Темани тоже задрожали, но она совладала с волнением и сжала руку своей гостьи, не сводя с неё пристально-нежного взгляда.
После пары бокалов вина Темань ощутила лихорадочный жар щёк и приятную раскованность души и тела. Здесь её никто в хмельном не ограничивал, но она сама с лёгкостью держала себя в рамках – пила ровно столько, чтобы лишь почувствовать то самое «особое» настроение, игривое и искрящееся. Неудержимая, гибкая, обольстительная, она вгоняла Леглит в краску ласковым взглядом и звонко смеялась над её смущением – без издёвки, весело и от души. За спиной будто раскинулись сильные крылья, и Темань, поймав ощущение раскрепощённого полёта, решительно отодвинула в сторону вино: если она не хотела отяжелеть и рухнуть камнем вниз, больше пить не следовало. Чуть «подогрелась», дошла до нужной степени внутренней свободы – и довольно. Ещё не хватало ударить в грязь лицом перед Леглит... Северга повидала её всякой – в том числе и безобразно, отвратительно пьяной, но показаться Леглит с этой неприглядной стороны Темань мучительно стыдилась.
– Ты прекрасна, – присев у её колен, молвила женщина-зодчий. – Ты – ослепительная, сияющая... И от тебя я хмелею без вина.
Какое чистое восхищение озаряло её взгляд!
– Мне кажется, я сплю, – проронила она, погружаясь губами в подушечку ладони. – И всё это мне снится...
– Это не сон, – томно рассмеялась Темань, обвивая её плечи гибкими, цепкими объятиями. И защекотала хмельным дыханием её ухо: – У меня немного кружится голова... Пожалуйста, отнеси меня на кровать.
– На кровать? – Леглит приподняла брови, очаровательно растерянная. – Ты устала?
– Ты в самом деле такая простодушная или ловко прикидываешься? – Темань шутливо нажала на нос Леглит и тихонько чмокнула в кончик. – Неужели ты не понимаешь, для чего я осталась сегодня с тобой?
Леглит заморгала, затем нахмурилась, а потом её лицо приняло своё обыкновенное строго-замкнутое, серьёзное выражение.
– Темань, я не могу позволить себе... нет, вернее, позволить тебе сделать то, о чём ты потом будешь жалеть, – сказала она.
Разочарование, пробиваясь тонким ветерком сквозь тёплый кокон ласкового хмеля, отрезвило Темань. Зябкие мурашки поползли от бледнеющих щёк вниз, и вскоре тягучий холод охватил её полностью. Поднявшись на безвольно мягких и слабых ногах, она проговорила:
– Хорошо, вызови мне повозку, я поеду домой. И больше не приходи ко мне в дом, пожалуйста. Я не хочу тебя видеть.
Зачем она говорила эти жестокие, безжалостные слова, от которых краска медленно сбегала с лица Леглит? Даже губы навьи-зодчего мертвенно посерели. Разве Леглит была виновата в том, что Темань устала верить в любовь Северги, в эту придуманную ею самой любовь, которой никогда и не существовало? Разве на ней лежала ответственность за эту боль, которая зверем грызла сердце, за это одиночество среди толпы, эту пустоту, особенно звонкую и осязаемую холодными осенними ночами? Нет, Леглит была достойна настоящей любви, а не этой жалкой подачки. «Она права, тысячу раз права: кинувшись в её объятия, я буду сожалеть о сделанном и презирать себя», – дохнула в лопатки леденящая горечь.
– Темань... – Руки Леглит опустились ей на плечи, и в их дрожащей хватке робость боролась с отчаянным желанием удержать. – Я не знаю, как мне просить прощения, как сделать, чтобы ты смилостивилась надо мной! Прекрасная, желанная, любимая женщина раскрывает мне объятия, а я наношу ей оскорбление, отталкивая её... Моя глупость не знает границ, воистину! Но пойми и ты меня, милая Темань... Ты – первая моя любовь, я ещё ни с кем не была близка. От твоих объятий я ошалела, испугалась и растерялась. Если хочешь, смейся надо мной, но только не гони прочь, прошу!
С каждым её словом сковавший Темань холод таял. Нет, ей не пришло бы в голову смеяться над невинностью Леглит – скорее, она сама растерялась. Она и прежде подозревала, что в любовных делах женщина-зодчий была неискушённой, но чтобы настолько!.. Повернувшись к Леглит лицом, Темань коснулась её щёк пальцами, и оторопь понемногу сменялась умилением и нежностью.
– Что же мне делать с тобой? – пробормотала она задумчиво.
Та, поймав её руки и покрыв их горячими поцелуями, ответила: