Больше, чем игра

Романов Станислав

5

Милиционеров Ленька не любил. На то у него была причина, вернее сказать, две причины – два сломанных ребра. Егора бы Ленька милиционерам не выдал, даже если бы знал, где тот находится.

Кстати, куда же он запропастился на самом деле? В детском саду Егор не появляется уже второй день подряд. Дома его нет. Друзья его ищут. Что еще? Женщины. Шерше там, где ля фам.

Впрочем, Ленька знал, что несмотря на все гуляющие по общаге невероятные легенды о егоровом волокитстве, в действительности Егор особым распутством не отличался и гёрлфрендз, как перчатки (или как кондомы), не менял. Может, так было раньше, но не теперь.

А значит, нужно поговорить с Леной. Кажется,

у нее с Егором что‑то есть…

Лену Ленька перехватил в дверях ее комнаты в общежитии, девушка собиралась куда‑то уходить. Не на свидание ли с Егором?

– Ты куда? – спросил Ленька.

– Гулять, – ответила Лена. – Я же город почти и не видела.

– Город, пфы, – пренебрежительно фыркнул Ленька. – Насмотришься еще – надоест.

– Вряд ли, – сказала Лена. – Завтра я возвращаюсь домой.

– Домой? – опешил Ленька. – А как же твоя учеба в музыкальном училище?

– Не будет никакой учебы, – покачала головой Лена. – Не будет никакого училища. Вообще, ничего не будет – по крайней мере, здесь.

– Эй, а что случилось‑то? – спросил Ленька сочувственно, он видел, что Лена очень расстроена. – Ты что, не прошла по конкурсу?

– Тебя это не касается! – ответила Лена резко. – Зачем пришел?

– Спросить хотел кое‑что, – сказал Ленька. – Ты когда Егора видела в последний раз?

– Вчера утром. А что?

– Да запропастился он куда‑то. Дома его нет, нигде его нет. Милицейские друзья его обыскались, даже квартиру вскрыли. Он, когда к тебе заходил, не упоминал случайно, что куда‑то собрался?

– Нет, не упоминал. Мы с ним очень мало говорили, он почти сразу ушел.

– Где же он может быть? – Ленька не спашивал, скорее он просто подумал вслух. Но Лена ответила:

– Где угодно.

Риторический ответ на риторический вопрос. Ленька пристально посмотрел Лене в глаза, ему не понравилась интонация, с которой она произнесла последние слова.

– Ты говоришь так, будто тебе на него наплевать, – сказал он с упреком.

– Может, так оно и есть. – Лена отвернулась, пряча взгляд. – Но это не твое дело.

– То меня не касается, это не мое дело, – зло сказал Ленька. – Знаешь, ты просто сучка. Зря я тогда сказал тебе адрес Егора…

Он резко повернулся и ушел. Точно так же накануне ушел Егор… Лена, как больная, проплелась в комнату, присела на краешек кровати, уронила лицо в ладони и разрыдалась. Ничего вы не понимаете, ничего… Она плакала второй день подряд – из‑за Егора и из‑зя себя. Из‑за того, что она сделала – с Егором и с собой. Из‑за того, что ее заставили сделать. …Плохо, мне так плохо, и я одна здесь, совсем одна. И никому ничего нельзя рассказать, и никому ничего нельзя объяснить… Егор, он хороший, но я не могу… Будь проклята семья: девочки, девушки, женщины… Мы гордимся тобой, мы надеемся на тебя. Чем, ну чем тут гордиться?! Будь проклят Протей – такой заботливый, такой мудрый, такой расчетливый. Ты должна сделать это для своей семьи. Почему я должна была сделать это? Почему я должна? Почему я? Почему?..

6

В конце концов пришло время подумать о возвращении домой. Егор‑гость, разжившись у Егора‑хозяина бумагой, тушью и пером, сел рисовать другой эмберский козырь – для возвращения в свой мир. Хозяин любезно оставил гостя одного, временно перебравшись на кухню. Гость сел за хозяйский стол, попытался сосредоточиться, настроиться на нужную волну – и вот тут‑то понял, что не может этот козырь нарисовать. У него не было нужного чувства, того самого чувства, что переполняло его тогда, в первый раз, и заставляло рисовать, и подталкивало, и вело… То есть рисунки‑то из‑под пера Егора‑гостя выходили, много разных рисунков, который впоследствии с интересом разглядывал вернувшийся с кухни Егор‑хозяин. Вот интерьер собственной квартиры Егора‑гостя. Есть определенное сходство, – заметил Егор‑хозяин. – Но так же определенно, что есть и различия. Вот портрет капитана Воронина. Как‑то странно он выглядит без усов, непривычно как‑то. Портрет Ерофеева, учителя фехтования. А, Виктор Борисович, он точь‑в‑точь такой же. Гость сделал даже портрет Дворжецкого, вызвавший недоумение хозяина: Это еще кто такой? Егор‑гость объяснил, кто такой Дворжецкий. Не‑а, покачал головой Егор‑хозяин, – такие нам неизвестны. Над первыми двумя рисунками Егор‑гость еще трудился очень прилежно, над портретом Бенедикта старался уже меньше, а портрет Дворкина бросил, едва наметив основнын черты. Он провел за столом почти пять часов, не разгибаясь.

– У тебя глаза красные, – сочувственно сказал Егор‑хозяин.

– Я устал. – Егор‑гость со стоном поднялся из‑за стола. – Глаза у меня красные, пальцы – черные, спина – болит. Думаю, мне нужно сходить на улицу, погулять, проветриться.

– Составить тебе компанию? – предложил Егор‑хозяин.

– Нет, – отказался Егор‑гость. – Я просто хочу немножко побродить по окрестностям.

– Не заблудишься? Все‑таки это другой город…

– Не заблужусь. К тому же я могу в любой момент воспользоваться картой.

– Ну, как знаешь, – отступился Егор‑хозяин. – Была бы честь предложена…

Егор‑гость немного хитрил, когда говорил своему местному двойнику, что желает просто побродить пешком. На уме у него было нечто иное. Поскольку с созданием нового эмберского козыря дело по непонятным причинам не заладилось, Егор‑гость надумал испробовать еще один способ путешествия по мирам‑отражениям, описанный у Роджера Желязны. Способ был тот самый, которым в начале Девяти принцев Янтарного королевства воспользовался Рэндом, чтобы доставить себя и Корвина на родину. Исходя из рекомендаций Желязны, следовало сосредоточиться на чем‑то очень хорошо знакомом в том мире, куда нужно попасть, и при этом двигаться. Корвин и Рэндом ехали на автомобиле. Егор шел пешком; как он помнил, при этом способе путешествия по отражениям для начинающих предпочтительнее не спешить.

Егор вышел к самому началу улицы Свердлова, которая в его мире вела прямиком к дому. Именно на доме, в котором жил, Егор и решил сосредоточиться: Красная кирпичная пятиэтажка в три подъезда, на первом этаже – книжный магазин, а на пятом, ровно посередине фасада, окна моей квартиры. Вперед!

Начало улицы Свердлова Егору помнилось плохо, он бывал здесь (там?) нечасто, и теперь даже под страхом смерти или вечного невозвращения не смог бы сказать – насколько велики отличия между двумя мирами в этом квартале и есть ли эти отличия вообще. Ну да ладно. Ведь если рассудить, то чем меньше отличий между двумя параллельными мирами, тем ближе эти миры друг к другу, и тем легче должен быть переход из одного мира в другой. Теоретически – легче. А на практике?

Егор шествовал по тротуару, старательно удерживая в памяти милый сердцу образ своего дома. Встречных прохожих Егор просто не замечал, а они с готовностью уступали ему дорогу – должно быть, он пугал их своим до крайности целеустремленным видом, напоминая киношного зомби или редкую разновидность дневного лунатика.

На пересечении улиц Свердлова и Республиканской Егор немало возрадовался, увидев по левую от себя руку забор из нестроганных досок и стройку за забором. Стройка была в точности как та, на которой прошлой ночью Егор в образе Мерлина сражался с Ёсицунэ. И хотя воспоминания, связанные со стройкой, были тяжелы и неприятны, в данный момент это место казалось почти родным. Егор начал верить, что ему удалось вернуться в свой мир.