Большой Скачок на Планету Крыс
Шрифт:
– Это же уму непостижимо! – вырвалось у него.
– Вот и я говорю! – зачастила Мусолина. – Разве можно человека от его любимой девушки отрывать? Да, хоть и служба – что с того? Разве не может офицер отдохнуть? – она попыталась обнять Чуркина за мохнатую исцарапанную спину, но тот проворно вывернулся.
– Служба превыше всего! – пробормотал Чудов. – Такое не всякому доверят, понимаешь. Линкором управлять – это не наперстки на вокзале кидать. Мы еще встретимся, душа моя, Богом клянусь, но – не сейчас!
Он в трусах кинулся на кухню, где
В помещеньице было грязно, тесно, свисающая с потолка лампочка почти касалась макушки полковника, от газовой плиты исходил запашок, помойное ведро под раковиной, битком забитое объедками, вообще воняло, но Чудов был далек от этих мелких подробностей бытия. Свершилось, значит, ептыть! Не зря он всю жизнь гнул позвоночник перед начальством, не зря докладывал то, что оно хотело услышать. Не зря! В животе росло ликование, выражающееся в интенсивном бурлении.
Прощай служба в захолустном, вонючем (хоть и теплом) Тувалу, прощайте клопы с тараканами и отвратительная трясущаяся плоть Мусолиной, прощайте скалистые горы – на подвиг, Отчизна зовет!
Чудова, как тесто в кастрюле с опарой, просто распирало от счастья – и это почти в пятьдесят лет! Как юнец-лейтенант, понимаешь ли!
Похожий на очкастого деда Мороза, лысеющий полковник имел за плечами солидный жизненный опыт. Кем он только не был! В молодости окончил двухгодичный факультет журналистики Санкт-Петербургского пехотного училища, возглавлял научный совет 69 каКалерийско-ракетного полка, заочно отучился в Народном институте Русиийской физики, участвовал в создании многопартийной системы Русии, командовал полком аэрокосмической аппаратуры «Бдение»… А, какого мастерства достиг в фокусах с наперстками!
Пульсы стучали уже на обоих запястьях, как молоты в местной кузне, на виске вздувалась и опадала жила, в груди клокотало, желудочно-кишечный тракт в полном составе присоединился к всеобщему ликованию и мажорным урчанием теперь стал брать ноты из «Марша славянки».
На кухню вышла Мусолина. Она успела быстрой рукой густо и ярко-красно намазать губы, чтобы в меру возможностей превратиться в секс-бомбу. Прозрачная короткая болоньевая ночная рубашка с желтой ромашкой на причинном месте открывала дряблые целлюлитные ноги с голубыми толстыми венами. Нужно было спешить, пока полковник был на ее территории.
– Так что, – спросила она заискивающе, – к обеду ждать?
– Не жди меня, мама, хорошего сына! – ухмыльнулся Чудов.
Наскоро позавтракав тушеной жабой с бананами, полковник покинул безутешную уборщицу, и вскоре был на арендованной
Быстрее, быстрее! Время – вперед!
Становилось жарко.
Местные куры неподвижно стояли в тени пальм, вытянув клювы к небу. На взлетной полосе обильно лежали засохшие крупные коровьи лепешки. Небольшое козье стадо пережевывало колючие кустарники и с любопытством наблюдало, как техники вручную катят трап-лестницу к дверце самолета.
Техники не спешили, и, жуя коку, вполголоса переговаривались:
– Что-то снабжение совсем упало. Что-то будет к Новому году?
– Есть две новости – сам слышал от начпрода.
– Ну?
– Плохая новость: запасы еды почти все съели. Осталось одно дерьмо.
– А другая?
– Другая новость хорошая: дерьма – навалом!
Прощай, Чудов, прокричали из листьев местные попугаи, когда полковник одним из первых стал подниматься по трапу «Суперджета».
Прощайте, пернатые братья по разуму! Прощайте, Тувалу, Мусолина, ласковые океанские волны и местный кокосовый напиток «Дух Земли»! И вновь продолжается бой, ептыть!
Полет предстоял многочасовой, поэтому пришлось принять успокоительные капли «Тувалинской особой», после чего наступил оздоровительный сон.
***
Прямо с аэродрома поехал в Главный штаб Императорского Космического флота. В штабном здании, бывшем когда-то Библиотекой имени Ленина, уже ждали. Он парадным шагом подошел к столу князя Бобродиева и бодрым молодецким голосом доложил:
– Полковник Чудов по Вашему приказанию прибыл!
Кабинет был огромен, и вызывал ассоциации с образцовой конюшней благодаря обилию на стенах арапников, уздечек, шпор, сбруй, седел и прочих атрибутов конно-каКалерийского дела (хозяин кабинета до назначения космическим руководителем всю жизнь прослужил в Императорской каКалерии). Вдоль стен выстроились чучела десяти лошадей в боевой походной амуниции.
Престарелый князь встал из-за стола и, звеня шпорами, вплотную придвинулся к Чудову. Он только что подремал и был в прекрасном расположении духа. Изо рта пахло кислой капустой.
– Что, Чудов, здоров? Печень не болит?
На столе в чернильнице – декоративной мраморной птице-тройке, в ожидании чудовского ответа прекратила жужжание муха.
– Никак нет, Ваше Сиятельство! В полном порядке.
– А наперстки все показываешь лопухам, волшебник?
– Я, Ваше Сиятельство, не волшебник. Я, Ваше Сиятельство, еще только учусь, е… Виноват-с!
Муха довольно зажужжала, а князь положил отечески руку на эполетное плечо Чудова:
– Да-с, сударь мой, такие вот, значит, дела. Решили доверить вам полет. Вы – кадр проверенный, надежный, и главное – с высокой идейной закалкой. Позвоночник функционирует, так сказать, в нужном направлении. Всегда можете отчитаться, как надо! Честный, так сказать. Государь лично остановил свой выбор на вас. Понимаете? – Бобродиев поднял многозначительно палец вверх.
Чудов проследил направление пальца.