Болты в томате. Правдивые рассказы
Шрифт:
– Левую яшку!
– Все понял, боцман?
– Так точно, товарищ командир!
– Товсь!
Веня поднял руки.
Корабль шел к берегу.
Боцман докладывал по громкой связи:
– До пирса пятнадцать метров…
– …до пирса десять метров…
– …до пирса пять метров… до пирса три метра!
Боцман и все остальные сорвались со своих мест и отскочили подальше от борта.
Нос нашего корабля сходу врезался в пирс!
Радист Нехорошев успел подхватить огромный и тяжелый катушечный магнитофон «Днiпро», – всё остальное в радиорубке полетело на пол…
Веня, капитан второго ранга Вениамин Сергеевич Барков, стоял на пирсе и смотрел, как из дыры в носу нашего корабля вытекают последние остатки питьевой воды, – тут как раз располагалась одна из цистерн. Была
– Да, блядь!
Мы тогда еще не знали, что оно означает…
Мне теперь кажется, Веня проверял офицеров и команду на вшивость, а заодно и знакомился – таким неординарным способом: врезался в пирс! Подумаешь, нос кораблю разбил! Зато многое понял про всех, и все – про него. Ведь он не стал искать виноватого, как на его месте поступил бы любой начальник – нет! – он никого не обвинил в случившемся.
Веня убедился, что без него никто поперед батьки не полезет, что его слова ждут, что ему готовы подчиняться. Что люди готовы на всё и не будут своевольничать в критической обстановке. Что на них можно положиться. Это было очень важно знать командиру – для всей оставшейся службы. Ведь это был его первый поход на нашем «транспортнике». За что его сослали к нам, я не в курсе, но это было явное наказание и ссылка для капитана второго ранга Вениамина Сергеевича Баркова. Для молодого командира «двойки» Попова, тоже капитана второго ранга, назначение на его «транспортник» было повышением, а для Баркова – наоборот. Такая арифметика! Я так думаю. Может быть, я не прав…
Но случай в сухом доке со стармехом, старшим лейтенантом Титовым заставляет меня поверить, что Веня не ошибся в своей команде.
В сухом доке наша «погранцовая» посудина стояла на стапелях рядом с тихофлотским боевым кораблем. Мы своей плюгавой мачтой едва доставали до его мостика. Там народу служило в десять раз больше, чем на нашем «парахете». Это ж – гигант! Кто будет спорить? Но как выяснилось очень скоро, всю эту громаду держала в руках небольшая диаспора грузинских матросов. Держала настолько крепко, что ее побаивались даже их дежурные офицеры. И когда на наших глазах эти спесивые грузины обидели своего молодого сослуживца, сорвав с него бескозырку и запулив ее к нам на борт, их дежурный офицер предусмотрительно ретировался в недра этого тихоокеанского монстра и до самого конца конфликта не показывался. Молодой краснофлотец прибежал к нам за своим головным убором и заявил, что обратно на свой корабль не пойдет – боится. У нас дежурным тогда стоял стармех, старший лейтенант Титов, приятель Сани Нехорошева – разочаровавшийся в службе интеллигент. Да и то сказать – питерский, из академии, женатый на дочке адмирала, которая каждую навигацию улетала в свой Ленингард к папочке на полгода. Что он и как – на нашем корабле? Но он терпел. Только перед Саней Нехорошевым открывался в дружеской беседе. Так вот, этот интеллигент, когда нависла угроза конфликта и на нас поперли дружной толпой все эти тихоокеанские абреки, – «А ну давай нашего обратно! Мы еще с ним не договорили!» – Титов позвонил Вене, и тот сказал действовать по обстановке. И Титов стал действовать. Он открыл ружкомнату, вооружил нас всех «Калашами», приказал взять по магазину и построиться. Мы – вышли и стали шеренгой. Перед нами собрался «цвет» грузинской молодежи тихоокеанского флота: кто в трениках и кедах, кто в тапочках и трусах, в цветастых гавайских рубахах и заморских футболках – и все с бакенбардами! «С бакенбардами брюнет…»
Так началось противостояние Комитета госбезопасности в нашем лице и Министерства обороны и Тихоокеанского флота в лице разгулявшихся хулиганов. В нашем вооруженном ряду стоял кок, матрос Караваев – естественно, без оружия, в рабочей робе, но как всегда готовый душить всех подряд. Может быть, именно его решительная готовность смутила смутьянов, и они отступили перед его мало кому понятной радостной улыбкой, – ведь наши автоматы на них не производили особого впечатления, и они продолжали кричать. Но постепенно улыбка Караваева стала давить на психику врага, и на него обратились взоры каждого из них:
– Это кто такой? Тебе чего надо? Эй! Ты кто? Дебил?
Но Володя Караваев не реагировал, – он уже радостно ловил ноздрями предстоящую забаву – побоище! И «тихоокеанские» грузины не сразу, но все-таки почувствовали в его улыбке недоброе предзнаменование, и пыл их заметно поубавился:
– Ладно… Ладно… Все нормально, друг… Мы только за своим матросом… Отдайте и мы уйдем… Да уберите вы его! Что вы смотрите? Это же псих!
Но Караваев психом не был, и мы не собирались его убирать. И тогда вся эта разношерстая голытьба ворчливо по-грузински отступила. Володя Караваев дернулся последовать к ним на борт, но стармех, старший лейтенант Титов остановил порыв нашего кока:
– Это лишнее, Володя…
Таким образом, Госбезопасность СССР одержала свою очередную сокрушительную победу. Их матроса мы в обиду не дали. А тут и Веня подоспел вместе с флотским командиром, капитаном первого ранга, и сходу побежал на их корабль – порядок наводить. В общем, сообща они урезонили абреков…
А из-за чего весь сыр-бор вышел? А вот из-за чего: их матросик только что из «учебки» прибыл, с Черного моря, и на бескозырке у него значилось «Черноморский флот», а это дико не понравилось «абрекам». Только-то и всего! Но мы-то понимали, что дело не в этом, и это лишь предлог. Но… в чужой монастырь со своим уставом… Короче, дальше они там разбирались сами. Вот так!
Притащили мы евражку на корабль и устроили ему среди флажков живой уголок и зверинец в рубке сигнальщиков, но там ему не понравилось. Ему не понравилось бы нигде. Он даже есть отказывался, хотя Володя Караваев самые вкусные морковки ему пробовал. Нет, он не брал, – у него между глаз, как у бульдога, стояла глубокая и строгая мысль. А когда мы вышли в море, но еще недалеко, в береговой видимости, евражка прыгнул за борт и поплыл домой. В этом его мысль и заключалась. Вечер был, но мы разглядели плавники – то ли акульи, то ли касаток. И комендор Чубуков не дал себя уговаривать, – сам расчехлил пулемет, вставил ленту и открыл огонь по хищным рыбам, прикрывая отход евражки.
Капитан второго ранга Веня Барков был в бешенстве:
– Блядь! Кто команду дал?
А когда узнал, в чем дело, стал маневрировать кораблем так, чтобы Чубукову было стрелять удобнее. Вот такой командир…
13. Гирокомпас
Еще одно приключение случилось, когда мы шли на Командорские острова.
У нас вышел из строя гирокомпас. Мы пошли по магнитному – и хрен знает, куда пришли. Установить точное местонахождение нашей посудины оказалось делом проблематичным. Штурманские электрики – жрецы и шаманы гирокомпаса, глядевшие на остальных матросов свысока, – в этот раз поджали хвосты, потому что не знали, как быть. Гирокомпас настраивался в базе, за два часа до выхода. Сначала проходила команда: «Запустить гирокомпас!» А через два часа – ответ: «Гирокомпас – в меридиане!» И мы спокойно шли в открытое море. И вот он накрылся одним местом, этот гирокомпас, и мы потеряли свой меридиан. Веня Барков приказал идти по магнитному. Мы продолжили движение по магнитному компасу – и заблудились!
Веня Барков рвал и метал, как мог рвать и метать только он. Ярость его многократно возросла, когда он отвинтил пробки под магнитным компасом, и оттуда вместо спирта вытекла обыкновенная вода…
– Это что за хуйня, блядь? Спирт выпили?
Ну, и так далее…
Спустя какое-то время Веня Барков и старпом, капитан-лейтенант Метейко достали из своих рундуков блестящие экспонаты Политехнического музея – секстанты – и затеяли ими определять долготу и широту места нашего судна, как это делали в средние века пионеры океанских переходов под парусами – настоящие храбрецы и отважные мореходы! Но показания приборов наших командиров почему-то все время расходились: у Вени были одни координаты, у старпома – другие. Офицеры спорили до хрипоты, чей секстант прав, но ясности это не прибавляло. Погоды стояли жаркие, и некоторые члены экипажа стали поговаривать, будто мы так сбились с курса, что вместо Командорских островов оказались недалеко от Калифорнии.