Бомарше(Beaumarchais)
Шрифт:
Деларю оставил воспоминания о своем тесте, рядом с которым он находился до конца его дней. Воспоминания эти были записаны с его слов самым видным биографом Бомарше Луи де Ломени. Думается, нам следует положиться именно на эти свидетельства о последних, известных лишь в общих чертах, годах жизни Бомарше, добавив к ним кое-какие интимные подробности, о которых Ломени тактично умалчивал.
Итак, сразу после свадьбы Евгении состоялась еще одна свадьба: вторично вступили в брак Пьер Огюстен и Мария Тереза, разведенные против их воли из-за вынужденной эмиграции Бомарше. Это торжественное событие, столь желанное для Терезы еще и потому, что Евгения, сама став счастливой супругой, несколько отдалилась от родителей, произошло 11 флореаля V года. Казалось, что почтенных супругов, наконец воссоединившихся, ждет
Ей было уже под сорок, но она оставалась все такой же красивой и соблазнительной. После ходатайства за Бомарше перед Манюэлем в 1792 году она не прекратила любовную связь с этим красавцем-трибуном. Выдвинувшись на одну из первых ролей в Конвенте, Манюэль потерял доверие Горы, проголосовав за обращение к народу во время процесса над Людовиком XVI, что стоило ему головы – он был казнен в октябре 1793 года.
О том, как сложилась жизнь Амелии после смерти Манюэля, никаких сведений нет, но имя Дюранти, под которым она известна в этот период, позволяет предположить, что она вторично вышла замуж. Точно мы знаем лишь то, что Амелия возобновила свои отношения с Бомарше и рассказала ему, каким образом спасла его когда-то от гибели.
Как и в 1787 году, она явилась к Бомарше в первую очередь за деньгами, и он, несмотря на стесненные обстоятельства, конечно же ей помог. Мало того, он вновь воспылал к ней страстью, а ведь ему уже было почти шестьдесят пять лет.
Часть писем г-жи Уре де Ламарине была опубликована спустя год после ее смерти, наступившей в конце 1800 года. Вызывает сомнение, что некоторые из них были адресованы именно Бомарше, хотя те выражения, что дама в них цитировала, вполне соответствуют его стилю. Что касается самого Бомарше, то он написал огромное количество писем, часть из них хранится в библиотеке Британского музея, другая развеяна по свету. Те письма, что стали достоянием гласности, ничего не добавляют ни к чести, ни к славе Бомарше. Они являются свидетельством необузданной чувственности и одновременно естественной слабости мужчины его возраста, пережившего трудные времена и так и не узнавшего, что такое безмятежная старость.
«Ты больше не любишь меня, – писал он ей, – я чувствую это, несмотря на все то, что ты мне пишешь; я не жалуюсь, я стар и слишком невезуч, чтобы быть любимым… Я не пойду к тебе ругаться из-за того, что мы по-разному любим друг друга; строя из себя монашку и недотрогу, ты хочешь получить пошлое удовольствие, доказав мне, что твоя любовь самая деликатная… Твоя жалкая снисходительность огорчает меня и разрушает мое наивное счастье».
Ну, чем вам не Лакло? Хотя порой эти письма были ближе к Саду или Нерсья. В тех же малопристойных выражениях, что свойственны его посланиям к г-же де Годвиль, Бомарше, опасавшийся возможных фиаско, сообщал своей прелестнице, что, боясь оказаться с ней несостоятельным, он стал удовлетворять себя способом, к коему прибегают одолеваемые желанием юнцы. Эти признания вызвали бурный протест Амелии, не утратившей влечения к своему старому любовнику.
Вряд ли будет преувеличением сказать, что эти запоздалые вспышки страсти, возможно, подстегиваемые возбуждающими средствами, ускорили уход Бомарше из жизни. По крайней мере, на эти мысли наводят исследования Сент-Бёва, довольно хорошо информированного.
Бомарше простил Нинон ее интрижку с Манюэлем, поскольку именно ей был обязан своим спасением, но, видимо, гораздо хуже отнесся к ее связи с другим молодым любовником, депутатом Фроманом, находившимся в том возрасте, когда мужчина еще не знает, что такое несостоятельность. Вероятно, после собственного конфуза, давшего любовнице повод для насмешек, он послал ей одно из самых пылких писем, в котором сообщал о прекращении их отношений:
«Да, я прочел ваше письмо. Вы мне там говорите: „Наверное, моя страсть к наслаждениям, которую природа милостиво дозволяет…“ Дрянь ты этакая, тебе следовало сказать: „которую природа не дозволяет, а дарит нам, чтобы
Но, несмотря на сексуальные проблемы возрастного характера, Бомарше оставался слишком пылким и слишком щедрым любовником, чтобы Нинон могла прекратить эту связь. Она попыталась восстановить ее. На этот ее демарш, вероятно, предпринятый в самые последние дни жизни Бомарше, проливают свет письма, которыми обменялись любовница и супруга престарелого ловеласа и которые ныне хранятся в Государственной библиотеке.
Экс-Нинон имела дерзость написать Терезе, что в семье Бомарше никогда не будет мира и спокойствия, если Пьер Огюстен не вернется к своей любовнице, ведь в течение стольких лет она была неотъемлемой частью его жизни и счастья.
Тереза, чья супружеская жизнь обрела наконец некоторую пристойность, ответила Нинон умно и достойно; она уточнила, что, хотя ее муж больше не делит с ней ее спальню, как то приличествует человеку его возраста, она не считает нужным шпионить за ним, поскольку доверяет ему; свое письмо она закончила следующим поучением:
«Я вовсе не считаю, несмотря на те четыре строчки, что вы мне прислали, что счастье человека, которого я люблю и уважаю и которому со всей убедительностью доказала это, зависит от связи, ставшей ныне более абсурдной и более экстравагантной, чем когда бы то ни было. И уверяю вас, сударыня, что я буду далеко не одинока в этом мнении, если придется устроить опрос… Ваша странная привязанность выше моего понимания, и я могу лишь удивляться и молчать по этому поводу, но, сударыня, есть вещь, которую я прекрасно поняла бы; я поняла бы, если бы вы, прислушавшись к голосу разума, а также из чувства привязанности к своему старому другу, первая продемонстрировали бы ему всю неуместность нового сближения, которое ни ему, ни вам не принесет никакого удовольствия, но произведет самое неблагоприятное впечатление на множество людей, которым вы рассказали о вашей победе и которым показали все полученные вами письма. Огласка, сударыня, весьма необычная защита. С наилучшими пожеланиями и т. д.».
Таким вот образом победой его супруги закончилась без его ведома любовная жизнь Бомарше. Тереза очень страдала из-за неверности мужа, она часто жаловалась на него Гюдену, который умел найти добрые слова для ее утешения.
После смерти Амелии некий не слишком щепетильный посредник предложил вдове Бомарше выкупить письма любовников.
«Что сегодня изменится, даже если их опубликуют? – мудро заметил Гюден. – Сейчас публика не обратит на них никакого внимания, поскольку уже невозможно досадить тому, чье имя на них значится. Не думаю, что эти письма стоят того, чтобы их выкупать».
На первый взгляд кажется, что такой ответ был дан исключительно из гордости, но более глубокий анализ наводит на мысль, что за письма запросили слишком высокую цену и что именно вопрос денег помешал их покупке, а следовательно, и уничтожению. Дело в том, что Бомарше скорее всего оставил свои финансовые дела в крайне расстроенном состоянии, ведь материальные проблемы преследовали его до самого последнего дня жизни. Пока его имущество находилось под арестом, многие его долговые расписки пропали, другие были погашены по номиналу обесцененными ассигнациями. Кроме того, государство по-прежнему удерживало внесенный им залог в государственных облигациях на сумму 745 тысяч франков, все эти годы он не получал по ним дохода, и его потери превысили 300 тысяч франков. Выданные же ему в качестве авансов ассигнации из-за постоянной девальвации не имели стабильной цены, и расчеты полагавшейся ему компенсации грозили вылиться в сумму, которая никак не могла его устроить.