Бомба для Аль-Джазиры
Шрифт:
Анна поднесла руку с перстнем к глазам.
Надпись арабской вязью на ободе была практически нечитаемой. Убедившись в этом в сотый или в тысячный раз, она вопросительно посмотрела на этого молодого человека, довольно необычного, хотя и такого простого с виду.
– Я пыталась прочесть надпись, но не смогла этого сделать, даже вооружившись лупой. Что написано на вашем перстне?
– Не моем, - уточнил Сахид.
– Он принадлежит правящей семье Аль Тани, народу Катара и всему исламскому миру. Надпись на нем тоже едва читается, но, как я уже сказал, на всех перстнях она одинакова: "Матерь правоверных".
– Собеседник
Анна ощутила, как кровь прилила к ее лицу. Но уже в следующую секунду ей в голову пришла спасительная мысль: "Нет, не может быть!.. Наверняка это поздняя подделка".
Именно это очень своевременное соображение она и озвучила.
– Скорее всего, так оно и есть.
– Сахид бросил на нее задумчивый взгляд, вдруг улыбнулся и сказал: - Надеюсь, уважаемая Анна, вы поняли, что мои разговоры про гарем и наложниц это шутка, всего лишь неуклюжая попытка развлечь вас.
– Я это оценила. Но...
– Ваш супруг - весьма достойный человек и сильный мужчина.
– Сахид посмотрел сквозь линзы притемненных очков на солнечный диск, полностью заполнивший собой пространство между двумя зубцами стены.
– Его не удержать в клетке. Никому не удается посадить под замок ветер или это вот светило.
Они направились к двухэтажному строению.
– Этот форт, поселок, в котором он расположен, чтобы вы знали, и есть истинное сердце Катара, - сказал Сахид, пропуская даму в дом.
– Чужие здесь практически не бывают. Сейчас мы с вами позавтракаем, уважаемая Анна, и сразу же отправимся в столицу.
– Мы поедем в Доху?
– Да. Я уже сказал, что здесь находится сердце нашего народа.
– Сахид странно усмехнулся и продолжил: - В современной Дохе оказалась его голова, постоянно занятая подсчетом денег и решением меркантильных вопросов.
Глава 27
Карачи, Пакистан, аэропорт - район морских доков
В международном аэропорту Карачи группа граждан, прилетевших из Катара на борту Си 130, надолго не задержалась. К транспортному самолету, замершему у какого то длинного строения, подкатили две машины: синий микроавтобус "Форд" с тонированными стеклами и джип. Гости разместились в них и двинулись в путь, сопровождаемые легковым авто с эмблемой местной сервисной компании. Но машины двигались не к главному зданию аэропорта, а в противоположную сторону, вдоль заграждения, следуя параллельно одной из взлетно посадочных полос.
Вскоре автомобили подъехали к охраняемым воротам. Никакой проверки паспортов и осмотра багажа граждан, прибывших в Карачи, как и предполагал Козак, не случилось. Небольшая колонна, не снижая скорости, свободно миновала КПП. Затем водители микроавтобуса и джипа, следуя за легковушкой, вынеслись на пригородное шоссе и помчали в сторону столицы Пакистана, до окраины которой отсюда было не более пятнадцати километров.
Козак находился среди тех, кого разместили в микроавтобусе. Компанию ему составляли Саид и двое его конвоиров. Еще Мыкола Бойко и тот самый мулат, которого Питер иногда звал Маркусом или же сокращенно - Марком. Управлял машиной смуглый мужчина лет тридцати, по видимому, местный житель. Питер, двое его сотрудников и Джейн ехали в джипе, за рулем которого сидел один из людей, встречавших группу
Было утро, только начало девятого по местному времени, но духота уже давала о себе знать. Снаружи градусов тридцать, никак не меньше, и сильная влажность. Что будет позже, после полудня, даже трудно себе представить.
Козак заметил, как у Бойко, сидящего впереди, и его соседа рубашки сразу же прилипли к телу. Иван выпил в самолете почти полтора литра воды, но так не взмок. После лагеря, расположенного в Киликии, и нескольких суток, проведенных в камере, разогретой до степени духовки, эти тридцать с небольшим градусов, которыми их встретил Карачи в утренний час, Козака нисколько не напрягали.
Беспокоило его другое, вернее - другой. Мулат продолжал к нему вязаться и после того, как они покинули самолет и расположились в микроавтобусе. Он сидел в кресле позади, за спиной. Складывалось такое впечатление, что Маркус не случайно выбрал для себя именно это местечко в салоне.
– Так это правда, Айвен, что ты называешь нас, цветных, черномазыми?
– Эта реплика прозвучала уже в четвертый или пятый раз, начиная с того момента, как они уселись в "Форд".
– Ты считаешь нас животными? Мы вроде бы зверушки такие, да? Если это так, то могу ли я считать тебя братом?
Иван затылком чувствовал его огненный взгляд, ощущал запах съеденных гамбургеров, выпитой кока колы, накладывающийся на едкий дух пота. Он промолчал и на этот раз, хотя при других обстоятельствах уже отреагировал бы.
Козак уже почти три года - это не считая его прежнего опыта - жил среди наемников, где цвет кожи зачастую не имеет значения. Такому, как он, вольному наймиту, контрактнику, нужно уметь постоять за себя. В их среде система традиций, обычаев, понятий почти такая же, как и на зоне. Стоит дать слабину, и тебя быстренько опустят. Не отпетушат в прямом и непосредственном смысле, хотя случалось и такое, но задвинут так, что начнешь кукарекать, будешь на побегушках у крутых мужиков до истечения срока твоего контракта.
Он умел за себя постоять. Даже само по себе его нынешнее драматичное положение говорило о том, что Иван чего то стоил. У него имелась вполне определенная репутация. Для объекта разводки в данном случае подбирали человека с умыслом. Какой нибудь рохля на эту роль не подходил, тут нужен был по настоящему крутой мужик.
– Может, потанцуем, мой белый мальчик?
– Мулат, похоже, был настроен провоцировать Ивана всю дорогу.
– Ты в курсе, что у нас огромные приборы? Не то что у вас, у белых ребятишек.
"Скорее всего, по мне будет работать именно этот тип, - подумал Козак.
– Не зря он липнет. Таким вот образом этот самый Маркус себя накручивает. Он ищет что то неприятное во мне, пусть даже придуманное им же или тем человеком, кто ему что то там нашептал".
Иван смотрел в окно, за которым кипела какая то своя жизнь, непонятная посторонним людям. За окном проносились кварталы, напитанные духотой и смогом. Здесь сливались воедино нищета и роскошь.
"Это только кажется, что убить человека можно запросто, как два пальца об асфальт, - думал Козак.
– Не всегда так. Некоторые ищут причину или зацепку. Мол, этот гад назвал меня черномазым, держит за зверушку. Мне по любому придется его мочкануть - таков приказ. Но туда ему дорога, ведь он расист, нехороший человек. Примерно так думает этот Маркус. Если ему велят убрать белого парня по окончании сегодняшнего мероприятия, то с такими мыслями будет не сложно это сделать".