Бомбар-1
Шрифт:
– Значит, так, - проговорил он, наклоняясь над картой, круглоголовый, лобастый, с короткой челкой, невозмутимый и внушающий своей серьезностью доверие.
– Деникин с войсками занял Екатеринодар, и теперь белые идут по Кубани к Темрюку. Войска красных отступили. Большая часть - к Армавиру. А меньшая.., - Колька подумал с минуту и вспомнил: - около двадцати пяти тысяч оказалась отрезанной в низовье реки Кубани. Теперь они вот здесь.
Колька ткнул пальцем в кружочки, около которых было написано "Верхне-Баканский" и "Тоннельная".
– Разрезали, выходит, наших надвое, - задумчиво
– Хитро!.. Одних на Таманском полуострове заперли, других в голодные калмыцкие степи гонят зимовать. Хитро, хитро, ничего не скажешь...
– Идти к Армавиру вам нельзя: к городу подступают белые, - невозмутимо продолжал Колька, и палец его двинулся к черноморскому побережью.
– Вам нужно идти по-над плавнями, к вот этим станицам - Гривенской, Петровской, Анастасиевской. Здесь вы можете соединиться с красными.
– Откуда вы это все знаете?
– спросил Василий Павлович.
– В городе услышали, на вокзале!..
– быстро ответил Колька, не глядя командиру в глаза.
Василий Павлович посмотрел на его изорванную рубашку, на Сашкин синяк и ничего больше не спросил, склонился над картой. Лицо у него помрачнело. Заскучал рядом с Василием Павловичем, теребя усы, и Гаврила Охримович.
– Да-а,-выдохнули они разом, всматриваясь в карту, словно видели весь долгий путь сквозь дебри камышей, топи и болота, заросшие колючим терновником и шиповником балки, неуютные хутора и прокаленные зноем степи.
– Веселый тебе, Василь, выпадает малшрут!
– горько пошутил Гаврила Охримович.
Командир отряда лишь крякнул, прикрыл козырьком ладони глаза и ничего не ответил.
– Но нужно так идти, - сказал Колька и, не зная, как убедить Василия Павловича в том, что он прав, поклялся: - Только так, честное... пионерское!
Услышав незнакомое слово, командир взглянул из-под ладони, хотел, вероятно, спросить, что оно обозначает, но... нужно было думать, как вести отряд.
– Главное - в хутора не заходите. Там кулацкие восстания.
Василий Павлович отнял руку ото лба, воспаленными глазами взглянул на Кольку, невесело усмехнулся:
– Это мы и без вас, хлопцы, знаем. Только куда ж денешься! Патроны нужны, продовольствие, люди, наконец. У нас же что ни день-ночь, то мы и своих не досчитываемся.
Сашка мучительно думал: неужели же он ничем не сможет помочь красным? Так долго мечтал о полете, забывался так, что в школе его вызывали к доске, а он не слышал своей фамилии. "Школа, школа..." - споткнулся он вдруг и тотчас, как наяву, увидел свой класс, актовый зал, когда их с Колькой и другими ребятами принимали в пионеры. Давно это было, а Сашка помнил все до мельчайших подробностей. К ним тогда еще в гости пришел участник Таманского похода, ветеран гражданской войны. Стоп!.. Да ведь ветеран рассказывал о том, как осенью восемнадцатого года они прорывались из Темрюка сквозь блокаду белых, сквозь их пули, огонь, картечь и сабельные заслоны!..
– А что если...
– вслух думал Василий Павлович. Глаза у него сузились, на скулах вздулись желваки.
– Что если прорваться, а? Темрюк, Таманский полуостров-это же мешок. Соединишься да не вырвешься. А от Армавира через калмыцкие степи можно к Царицыну выйти. И голод, и холод, на каждом шагу погибель, да зато ж хоть есть надежда!..
– Не надо, Василий Павлович!
– звонко воскликнул Сашка, отталкивая Кольку от стола в сторону.
– Вы не бойтесь! Прорветесь к Темрюку! Красных успеете догнать. Они только в конце августа на Новороссийск двинутся. Там их немецкие и турецкие корабли обстреляют, и они по-над Черным морем пойдут. А с ними и вы!.. И победите!.. И все равными будут, грамотными, ни богачей, ни казаков не будет. А напрямую к Армавиру - погибнете. Ведь сколько вас, а там - войска! В "Железном потоке" Александра Серафимовича вон... Да мы весь Таманский поход и в кино...
Колька толкал Сашку в бок - ничего не помогает! И когда его друг вот-вот должен был выболтать, откуда он это все знает, Колька, уже не церемонясь, вытолкал его в дверь. Сашка обиженно косился на него неподбитым глазом, но подчинялся; он и сам чувствовал, что наговорил много лишнего.
Гаврила Охримович и Василий Павлович смотрели во все глаза.
– Как это?
– заговорили они одновременно.
– Вы знаете... что будет?
Колька испугался: ну все, конец! Сейчас все рухнет!.. Ведь это так же, как если бы ему в Красном городе-саде встретились мальчишки и сказали, что они прилетели из 2000 года. Поверил бы он им сразу? Нет, вначале принял бы за выдумщиков, а потом - долго бы выспрашивал, проверял. А сейчас - нет для этого времени у командира и председателя: дорог каждый час!
– Василий Павлович! Гаврила Охримович!
– заметался между ними Колька, а распоротые штанины - вслед за ним, как подол юбки.
– Вы не обращайте на него внимания. Он немного того...
Колька покрутил пальцем у виска.
– Он тронулся малость. Блаженный он! Но то, что он говорил, это правда. Честное пионерское! Вы догоните красных. Спешите! Сделайте только так, как мы вам сказали. Я вас очень прошу.
Голос у Кольки задрожал, и он впервые в своей жизни чуть не расплакался.
– Будет, будет, хлопчик!-успокоили его.-Мы верим. Не реви, мужику слезы не к лицу. Не хорошо нам тут мокреть разводить.
Над картой вновь склонились, а Колька попятился к двери.
– Чудные хлопцы какие-то. Слова у них...
– сказал Василий Павлович негромко Гавриле Охримовичу, но Колька, затаившись на улице у двери, все слышал.
– И вправду, видать, блаженные.
– С горя, мабуть, - ответил Гаврила Охримович.
– Из самого же Ростова идут. Избитые, в синяках, рваные. Досталось горя хлебнуть. А горя нынче столько, шо и у взрослого ум за разум заходит... А они ж хлопчики ще, хвантазеры...
В комнате замолчали.
– Ну что ж, - послышался вновь голос Василия Павловича.
– Хоть так, хоть эдак, а нам - по плавням идти. О красных на Таманском полуострове и я слышал. А если правда то, что хлопцы о Тоннельной говорят, то тем лучше.
– Да,- согласился с ним Гаврила Охримович, - шлях у вас один, - и через минуту добавил задумчиво: - А мне тут придется партизанить, не бросишь же раненых та детей с бабами!.. Однополчане должны сойтись, с кем на германском фронте пришлось в окопах сидеть. Отбиваться будем!