Борель. Золото (сборник)
Шрифт:
— Прощай, мама.
— Миша… Мишенька…
От шинели, от запушенных инеем усов ощутила ледяное дыхание зимы и смерти. И не могла, не смела удерживать, знала, что ему нужно уходить.
…Иван Михайлович вернулся усталым. В дверях он столкнулся с супругами Перебоевыми и Антроповыми. Маленькая, изящная, похожая на цыганку, Наденька Антропова всплеснула руками.
— Иван Михайлович! Как не стыдно! Гости уже собираются, а вы еще не одеты. — Подкрашенные губки Наденьки изобразили колечко. Инженеру пришлось переодеваться в
— Новую-то приглашал? — спросила Евфалия Семеновна, подавая мужу полотенце.
— Да… Но, кажется, она не будет.
— Почему? Это, знаешь, не совсем удобно…
Инженер дернул плечами.
— Ну, все же… Ты понимаешь, что с такими не стоит портить отношений, особенно тебе.
Инженер вышел к гостям посвежевшим, нарочито бодрым, — это было культом, это издавна поддерживалось в семье. На самом же деле, после прогулки верхом и проведенного дня на воздухе, он чувствовал себя разбитым и голодным (теперь бы напиться горячего чаю и — в постель).
— Ну-с, каковы успехи?
Химик Перебоев блеснул очками и потянул красным носом вкусный запах консервов и рыжиков.
— Пока никакие… Впрочем, вкопали четыре столба под руководством самого директора.
— Значит, заложили основание Улентуйстроя. — Химик пустил мелкий смешок.
Прислуга, по всем видам сверстница хозяйки, торжественно расставляла посуду и взбалтывала в бутылках настойки. Гостей это приводило в хорошее настроение.
— Наденька, сыграйте что-нибудь, — попросила полная важная Перебоева. Она сидела против зеркала и беспрестанно поправляла белесые, засушенные сединой волосы.
— Что-то нет настроения, — заломалась молодая инженерша.
Шурша черным шелком, она подошла к химику и закурила. Наденька изящно положила ногу на ногу, сверкнув на Перебоева золотыми зубами. Что-то диковатое, оставшееся от роскоши и вкусов былых сибирских золотопромышленников, было в смуглой красоте и буйно вьющихся темных волосах, в длинных ресницах, в блестевших серьгах и браслетах. Впрочем, она не так уж была молода, как моложава.
— Сергей Павлович, как вам нравится Вандаловская? — спросила она.
Химик одернул жилет и двинул густыми бровями.
— Женщина интересная… К тому же современная.
— Вот именно, — усмехнулась Перебоева…
— А мне кажется совсем не интересная, — возразила Наденька. — Правда, она крупная и… следит за собой… Но какая-то сельская красота у ней.
— Ну, это не совсем верно, — заступился Антропов. — Во-первых, Татьяна Александровна человек дела и едва ли у ней есть время заниматься собой. Во-вторых, вы неправы. Во всяком случае, и внешне она незаурядная женщина… Вы посмотрите на фигуру и лицо…
Хозяйка взмахнула руками.
— Не спорьте, Виктор Сергеевич… Вот сегодня увидим.
— Как? Разве она приглашена? — не то изумилась, не то обрадовалась Наденька. — А знаете, есть слухи, что она нашего происхождения и своей активностью заметает следы
Перебоев провел ладонями по круглому животу.
— Факт, Надежда Васильевна, — живот химика заколыхался, как будто его качали на пружинном матрасе. — Папаша, видите ли, из бывших, а дочь настоящая… Это и выгодно и современно.
— Да… Это кое к чему обязывает. — Наденька лукаво закатила жгучие глаза. — Но мне почему-то думается, что новая звезда рудника еще слаба в знаниях, в силу чего вынуждена приспосабливаться.
Химик теребил сивый ус, колючими глазами щупал Наденьку, хитро улыбался.
— Ну что вы, очаровательная… Наша Татьяна Александровна — человек заграничный…
— Поэтому и приехала к нам с римским огурцом, — расхохоталась Перебоева. — Но ведь мы-то не Европа… Не кажется ли вам, что лисица с чистым хвостом не полезет в воду.
«Очаровательная» рассыпала смех навстречу прислуге, семенящей к столу с пирогом. Антропов отвернулся от жены и печальными глазами посмотрел на портрет Мишеньки.
Гости быстро разместились. От пирога струился жирный пар. Звонко и певуче столкнулись рюмки.
— За дорогого именинника, Евфалия Семеновна! — провозгласила Наденька.
— И за хозяйку, — прибавил химик, глотая кусок пирога. Хозяйка опять подняла к глазам платок, искала на лицах гостей сочувствия.
— Кушайте, милые…
Клыков поперхнулся водкой и поморщился.
В дверь постучали. Иван Михайлович, сгорбившись, побежал встречать и, когда в прихожей послышался голос Татьяны Александровны, гости умолкли, заскрипели стульями, потеснились, чтобы освободить место.
Вандаловская поздоровалась и села рядом с Наденькой. На ней было не особенно длинное, шерстяное платье в клетку, слегка перехваченное в талии. Она даже не напудрилась, не привела в порядок прическу, но Наденька, эта приисковая прима, сама почувствовала превосходство соседки. Маленькая женщина злобно кусала накрашенные губы, встряхивала навитыми кудрями, выставляла грудь, говорила намеками и беспричинно хохотала, когда инженеры беседовали о делах рудника, Татьяна Александровна быстро привлекла внимание гостей и хозяев. Химик заспорил с ней об американской промышленности, но оказался бит, обнаружив полное невежество. Клыков и Антропов вынуждены были убеждать подвыпившего Сергея Павловича в его неправоте.
Вандаловская простилась и ушла, оставив компанию взбудораженной. Еще не успели хозяева вернуться из прихожей, как Наденька стукнула кулачком по столу.
— Держу пари, что она большая интриганка и карьеристка.
— Оставь болтать глупости, — смиренный Антропов в первый раз дерзил жене.
Гости разошлись в третьем часу ночи. По дороге Виктор Сергеевич уговаривал капризничающую Наденьку.
— Видишь ли, Иван Михайлович, мне теперь окончательно кажется, устарел и не может отрешиться от устарелой системы, а Сергей Павлович просто болтун.