Бородинское поле
Шрифт:
поставленные мной, которые бы потрясли зрителей? Где тот
театр или киностудия, которые я, как режиссер, мог бы
возглавить? Их нет, ничего нет. Вместо них какая-то жалкая
самодеятельность, никому не нужная. И соответственно -
заработок. Я не хочу быть нищим. Я знаю себе цену. Да-да,
знаю. У меня талант. Я мог бы делать настоящие вещи,
создать себе имя. Но здесь - простите...
– Опомнись, Андрей, о каком заработке ты говоришь?
Чего
– У вас... А я не желаю сидеть на вашей шее. Я хочу сам
иметь. И я буду иметь - там.
– Ты о нас подумал? Что будет с нами, с отцом?
– Отец за сына не отвечает, и ничего с вами не будет.
– Нет, ты болен, Андрюша, ты нездоров. Ты лишился
рассудка... и теперь убиваешь нас.
– Тогда упрячь меня в сумасшедший дом! - язвительно
воскликнул Андрей и вышел из квартиры.
– Беда, Александр, беда! - этим страшным словом
встретила Людмила Борисовна мужа, когда он вечером
пришел с работы.
Что такое?
– насторожился Александр Кириллович.
И Людмила Борисовна со слезами на глазах рассказала.
Для Александра Кирилловича это была страшная
неожиданность. Всякого фортеля он мог ожидать от сына, но
только не этого.
– Может, пошутил?
– все еще не веря, спросил он жену.
– Какие там шутки! Твоя двоюродная тетка, чтоб ей
околеть от чумы, прислала ему вызов. Ты знаешь эту тетку?
– Понятия не имею. Это какая-то мистификация, -
искренне возмутился Орлов-старший. Однако он понимал всю
серьезность положения: о существовании заморской тетки он
знал. По мере того, как всерьез стал воспринимать сообщение
жены и представлять дальнейшее развитие событий, в нем
зарождалось беспокойство, стремительно переходящее в
тревогу. Он побледнел, почувствовав на лбу холодный пот, он
схватился за пульс: волнение всегда у него как-то мгновенно
отражалось на сердце. Да, пульс зачастил.
– Тебе плохо?
– участливо спросила жена.
Он не ответил и прошел в свой кабинет, сопровождаемый
Людмилой Борисовной. Осторожно, избегая излишних усилий,
опустился в низкое на колесиках кресло и устало откинул
голову на высокий изголовник. Александр Кириллович, будучи
человеком деловым и практичным, смотрел на жизнь глазами
бдительного воина, готового в любой миг парировать удар
судьбы. Много различных превратностей он предусмотрел, на
каждую у него заготовлен ответ, в том числе и на возможные
выходки Андрея. Но то, о чем сообщила жена, Александр
Кириллович
почувствовав себя поверженным и опрокинутым внезапным
предательским ударом.
– Я знал, догадывался, что однажды он сведет нас в
могилу, - тихо, с усилием проговорил Александр Кириллович и,
снова щупая пульс, попросил жену принести ему валокордин.
Выпив лекарство и отдышавшись, он спросил, где в сию
минуту может пребывать их чадо: нужно, чтоб он немедленно
прибыл домой. Сейчас важно не упустить время, упредить, не
допустить официального заявления Андрея о желании
эмигрировать. Александр Кириллович торопливо обдумывал
свой предстоящий разговор с сыном. Грубыми упреками,
напористой атакой его не возьмешь - нужно что-то другое:
может, попытаться вызвать жалость, сыновьи чувства? Атаку
тоже нельзя исключить, но ее должна вести Людмила
Борисовна. Надо обложить его со всех сторон, сломить,
рассеять заблуждения, убедить.
Людмила Борисовна села за телефон, настойчиво
разыскивая Андрея у друзей и знакомых. Между прочим,
позвонила и Оле. Подошла ее мама, довольно сухо ответила,
что Андрей у них не бывает и что делать ему здесь нечего.
Наконец у одного из приятелей обнаружился Андрей, и
Людмила Борисовна дрогнувшим голосом поспешно
произнесла:
– С отцом плохо, приезжай немедленно, - и положила
трубку.
Состояние отца она, разумеется, преувеличивала, сердце
Александра Кирилловича особой помощи не требовало,
учащенный пульс восстанавливался двумя десятками капель
валокордина. Александр Кириллович поднялся, ушел на кухню,
быстро поужинал - это нужно было сделать до прихода сына, -
потом ушел к себе в кабинет, облачился в пижаму и лег на
диван, рядом с которым стоял круглый журнальный столик,
поспешно и внушительно заставленный всевозможными
лекарствами. Посмотрев на столик, Александр Кириллович
улыбнулся сообразительности и быстроте, с которой жена
оформила эту незатейливую декорацию. Он хорошо знал
упрямый и своевольный характер сына и не очень надеялся на
благополучный исход предстоящего трудного разговора.
Андрей не заставил себя долго ждать. Отца он любил и
глубоко уважал. В его характере было много отцовского, и он
втайне гордился этим. Он помнил, что сделал для него отец,
приходивший к нему на выручку в трудные минуты жизни.