Бородинское поле
Шрифт:
общенациональный. И то, что в самолете казалось ему
безобидным, успокоившим его, теперь оборачивалось новой
стороной. И хотя он убедил себя, что в часы вмонтирован не
передатчик, а магнитофон, это нисколько не утешало его. Он
представил себе, как потом, много недель или месяцев спустя,
агенты ЦРУ будут охотиться за часами двух генералов, как
таинственным образом исчезнут часы у отца и сына. Все это
напоминало какой-то примитивный
ситуации, может, и не следовало бы воспринимать всерьез,
однако действительность, ее неумолимый факт не давали ему
покоя, будоража совесть. "Зачем, кому это нужно? Генералу
Пересу?" - спрашивал он себя, ощущая горький, неприятный
осадок на душе. Он не верит, что русские собираются нападать
на США. Вся эта шпиономания нужна Пересу и ему подобным,
к которым он, Дэниел Флеминг, питает неприязнь. И выходит,
что он работает на Переса, выполняет его грязное задание.
Получилась чертовски неприятная история, из которой нужно
было искать выход.
Он слышал, как гости начали расходиться, договариваясь
о программе на завтрашний день. Прощались тихо, чтоб не
разбудить его, а он и не помышлял о сне. Вошла Наташа, не
зажигая огня, легла рядом. Он подвинулся, уступая ей место.
– Ты не спишь?
– спросила она.
– Нет, - ответил он.
– Ты устал? Плохо себя чувствуешь?
– Да, именно - плохо чувствую.
– Ты много выпил.
– Ерунда. Совсем не в этом дело,
– А в чем?
– Я совершил бесчестье. Ты прости меня. Я виноват
перед твоими родными. Но я все исправлю. Пока не поздно.
Еще не поздно. Ты простишь меня.
И он все ей рассказал.
2
Святослав и Валя возвратились в полночь. В доме
стояла будничная тишина. Святослав прошелся по квартире,
включил свет во всех комнатах, осмотрелся. Почти год не был
он здесь, но за это время ничего не изменилось: все вещи
стояли, лежали, висели на тех же местах, где им надлежало
находиться. И в то же время он каким-то внутренним чутьем
ощущал глубокую, серьезную, непоправимую перемену,
происшедшую за время его отсутствия. И перемена эта
крылась в самой Вале. И не потому, что в первые минуты
встречи, когда он вошел в квартиру, где она ждала его, чтоб
пойти к Глебу Трофимовичу, не было той трогательной,
искренней теплоты, которая бывает после долгой разлуки
близких людей. А во всем облике Вали, совершенно новом для
него, - в ее взгляде, в движении, в тоне, которым она говорила,
даже в голосе, он
твердую, устоявшуюся отчужденность. Не враждебность, не
виноватая натянутость исходила от нее - напротив, она была
корректна, учтива, но это лишь подчеркивало ощущение той
непреодолимой духовной пропасти, которая их разделяла. Она
была чужая, недоступная для него, и он был чужой и
нежеланный. В кухне пили крепкий чай с лимоном, от которого
потом долго не приходит сон - они это знали. Вели разговор о
разном, тщательно избегая главного. Прежде всего Валя
расспрашивала, видится ли он с молодоженами - Игорем и
Галинкой. Да, видится - за это время Святослав бывал в их
гарнизоне дважды и, разумеется, навещал дочь и зятя. Живут
хорошо, имеют комнату в общей квартире. Для начала -
нормально. Галя поступила на работу. Правда, не по
специальности - заведует библиотекой, - но и это неплохо, по
крайней мере лучше, чем вообще сидеть без дела. Игорь
оказался на редкость хорошим мужем. Это у Святослава
сорвалось произвольно - сказал и осекся, пожалел о
сказанном не ко времени. Валя поняла его смущение, но виду
не подала, встала, сказав:
– Я постелю тебе в комнате Гали.
В словах ее он не уловил тайного вопроса или сомнения -
напротив, они прозвучали решительно и бескомпромиссно. Он
это хорошо понял, сказав в ответ устало, но спокойно:
– Погоди, успеешь постелить. Присядь, нам надо
поговорить. Завтра я улетаю.
– Она села, и он продолжал с
зарождающимся волнением: - Тебе не кажется, что нам нужно
объясниться?
Она молча повела плечами, и тонкая бровь ее
вздернулась и опустилась. На ней было новое, вошедшее
тогда в моду джинсовое платье, сшитое в талию. Валя
смотрела мимо Святослава рассеянным взглядом.
Серебристо-пепельная прядь недлинных мягких волос красиво
падала на лоб, касаясь брови. Святославу вспомнился
пьянящий запах этих волос. В светлых влажных глазах Вали
сверкал стылый холодок, и растопить его Святослав не
надеялся. А так хотелось.
– У тебя кто-то есть?
– спросил он, внутренне сжавшись в
комок, ожидая ответа.
– Не надо, Слава, об этом. Оставим, - сказала она мирно
все так же не глядя на него.
– Надо, Валя. Я люблю ясность. Я хочу знать.
– Что именно?
– Есть у меня жена или уже нет?
– Если ты имеешь в виду меня, то формально есть.