Бородинское поле
Шрифт:
музей. Вы же сами назвали наши станции метро музеем, в
котором собрана богатейшая коллекция мрамора и гранита.
– Да, да, я говорил: уникальная коллекция, возможно
единственная в мире, - поспешно согласился Дэниел. - Но
почему здесь, под землей, где пассажир находится всего
несколько минут? Нет, это определенное расточительство. Вы
не умеете считать деньги, - настаивал на своем Дэниел.
– Вы согласны, что это прекрасно?
–
его заблуждения Лена.
– Да, согласен. Но зачем? Для кого?
– Для людей. Человека должна окружать красота.
Прекрасное облагораживает человека. Государство заботится
о духовном богатстве своего народа.
– Понимаю, - быстро перебил ее Дэниел и тихо
улыбнулся, подумав про себя: "Дочь, как и отец, тоже
занимается пропагандой".
Не осмотрев и половины подземных дворцов метро,
усталые, они вернулись домой, где их уже ждали Коля с женой,
Валентина Ивановна и прилетевший из Зауралья Святослав.
Дэниел с восторгом говорил Наташе:
– Ты обязательно должна посмотреть метро. Это
бесподобно, необыкновенно и... нерасчетливо. Да, да, мисс
Лена со мной не согласна, Но это явное расточительство.
Впрочем, она хороший пропагандист. И вообще, русские, я
полагаю, прирожденные пропагандисты. Это, очевидно, черта
национального характера.
– Почему вы так считаете? - мягко улыбаясь, спросил
Святослав по-английски.
– О, я хорошо знаю свою жену и тещу. И кроме того, я уже
имел удовольствие разговаривать с мистером Макаровым, -
кивок и дружеская улыбка в сторону Глеба Трофимовича, - и с
мисс Леной.
Наташа перевела слова мужа и вопрос брата, вызвав
веселое оживление присутствующих. Настроение у всех было
приподнятое, праздничное. Были тосты, сопровождаемые
оживленной беседой, и разговоры, прерываемые тостами: за
здоровье, благополучие, за мир на земле, за дружбу советского
и американского народов. А Дэниелу в каждом тосте
слышалась "коммунистическая пропаганда", и он решил как бы
в ответ подбросить шпильку в виде вопросика, как он думал,
неделикатного свойства:
– Как поживают ваши диссиденты? Их преследуют?
– Диссиденты? Это кто такие?
– прикинулся Олег.
– Инакомыслящие. Борцы за права человека, - уточнила
Наташа.
– А-а, поборники, - сказал Олег.
– Их у вас поборниками называют? - переспросила
Наташа.
– Это вы их так называете, ваша пропаганда. Мы же их
величаем подонками, - сказал Олег.
– А почему
– полюбопытствовала Наташа.
–
Как понимать это слово?
– От глагола "побираться". Побирушки, - ответил Олег.
– Побирушки? Это как бы нищие?
– Опять Наташа.
– Совершенно верно: нищие духом.
– И где ж они побираются? Я что-то не встречала, - шутя
сказала Лена.
– Среди иностранцев. Те их подкармливают объедками.
Дэниел попросил жену перевести ему разговор: ведь
вопрос задал он. Наташа, смеясь, объяснила. И тут Дэниел
узнал, что в его отсутствие Наташа не утерпела - вручила всем
сувениры. Весть эта повергла его в уныние, настроение
испортилось, веселье и восторг как ветром сдуло. Он сделался
мрачным, за праздничным обедом выпил две рюмки
"пшеничной" и, сославшись на усталость, уединился в
отведенной для них Лениной комнате и попытался уснуть. Но
сна не было: перед глазами стоял симпатичный генерал-сын,
такой же задушевный, как и его отец. Они даже обменялись
несколькими фразами по-английски.
– Я много о вас слышал от Виктора. Он в восторге от вас,
– сказал тогда Дэниел вполне искренне. Со стороны
Святослава Дэниел не нашел даже и намека на холодную
настороженность или официальную натянутость, и это еще
больше смущало гостя.
– Как он поживает?
– спросил в свою очередь о Викторе
Святослав.
– Трудно одной фразой ответить на ваш вопрос, - сказал
Дэниел. - Вьетнам ему серьезно повредил, как, впрочем, и
многим американцам. Неразумная война нанесла Америке
раны, которые еще долго будут кровоточить.
Святослав, вздохнув и затем посмотрев на Дэниела с
пытливой откровенностью, произнес:
– Хотелось бы, чтоб подобное не повторилось нигде и
никогда. Я, как вы знаете, видел собственными глазами
"работу" американцев во Вьетнаме...
– Я вас понимаю, - быстро заговорил Дэниел.
– Но мы
сами осудили эту грязную войну, назвали ее позором Америки
и надеемся, что ничего подобного не повторится в будущем.
– К сожалению, некоторые влиятельные деятели
страдают короткой памятью, - задумчиво отозвался Святослав,
а Дэниел почувствовал неловкость, вызванную словом "позор",
которое он сам же и произнес. Осуждая вьетнамский позор
Америки, он ощутил свой личный позор перед отцом и братом
своей жены, и позор этот ему казался более гадким, чем тот,