Бойцовский клуб (перевод Д.Савочкина)
Шрифт:
Лесли улыбнулся:
— Так на самом деле ты этого не сделал?
— Нет, — говорит Тайлер, — но она об этом не знает.
Весь остаток ночи на этой белой и стеклянной небесной вечеринке Тайлер продолжал мыть тарелки из-под холодных артишоков, затем холодной говядины с холодными Pommes Duchesse, затем холодного Choufleur a la Polonaise прямо от хозяйки, а вина Тайлер подливал ей по крайней мере дюжину раз. Мадам сидела, наблюдая за тем, как её гостьи едят, пока между мытьём тарелок из-под sorbet и накрыванием apricot gateau,
Они уже убирались после ухода гостей, загружая холодильники и Китай назад в грузовичок отеля, когда хозяин зашёл на кухню и спросил, не мог бы пожалуйста Альберт пойти и помочь ему с чем-то тяжёлым.
Лесли сказал, что может быть Тайлер зашёл слишком далеко.
Громко и звучно Тайлер рассказал о том, как убивают китов, Тайлер сказал, чтобы сделать такие духи, которые стоят больше, чем золото такой же массы. Большинство людей никогда даже не видело китов. У Лесли двое детей в его квартире рядом с шоссе, а у Мадам хозяйки в бутылочках на туалетном столике в ванной больше баксов, чем мы заработаем за год.
Альберт помог хозяину и вернулся, чтобы позвонить 9-1-1. Альберт прикрывает рот рукой и тихонько говорит: «мужики, Тайлеру не стоило оставлять эту записку».
Тайлер говорит:
— Так скажи администратору банкетов. Пусть меня уволят. Я же не женат на этой курино-дерьмовой работе.
Все смотрят себе под ноги.
— Быть уволенным, — говорит Тайлер, — это лучшее, что может произойти с каждым из нас. В этом случае мы должны будем перестать переводить на говно продукты и сделаем что-то со своей жизнью.
Альберт вызвал по телефону скорую помощь, и назвал адрес. Ожидая ответа, Альберт сказал, что с хозяйкой сейчас творится полный кизяк. Альберт вытаскивал её из-за унитаза. Хозяин не мог поднять её, потому что Мадам говорила, что это он нассал во все её бутылочки с духами, и ещё она говорила, что он пытается свести её с ума, заводя роман с одной из её гостий сегодня, и она устала, устала от всех этих людей, которых они называют своими друзьями.
Хозяин не мог поднять её, потому что Мадам упала рядом с унитазом в своём белом платье, и расплескала вокруг содержимое половины разбитых бутылочек с духами. Мадам говорила, что она перережет ему глотку, если он попытается хотя бы прикоснуться к ней.
Тайлер говорит:
— Круто.
От Альберта воняет. Лесли говорит: — Альберт, братан, от тебя воняет.
«Невозможно выйти сейчас из туалета не воняя», — говорит Альберт. Каждая бутылочка духов на полу разбита, и унитаз заполнен остальными бутылочками. «Они похожи на лёд, — говорит Альберт, — как на тех сумасшедших вечеринках в отеле, где мы должны были заполнить писсуары колотым льдом». Туалет воняет и пол усыпан мелкими песчинками льда, который не тает, и когда Альберт помогает Мадам подняться на ноги, на её белом платье мокрое пятно от чего-то жёлтого, Мадам замахивается разбитой бутылочкой, чтобы бросить
Она плачет вся в крови, обняв унитаз. «Ой, оно жалит», — говорит она.
— Ой, Уолтер, оно жалит. Оно жалится, — говорит Мадам.
Духи, все эти убитые киты в порезах на её ладонях, они жалят.
Хозяин подымает хозяйку на ноги и ставит перед собой, Мадам не опускает руки, как во время молитвы, но кровь течёт по её рукам, разведённым на расстояние дюйма, по запястьям, обтекает бриллиантовый браслет, и стекает по локтям, откуда капает вниз.
Хозяин смотрит на это и говорит ей: — Все будет в порядке, Нина.
— Мои руки, Уолтер, — говорит Мадам.
— Всё будет в порядке.
Мадам говорит:
— Кто мог сделать это со мной? Кто может так сильно меня ненавидеть?
Хозяин говорит Альберту:
— Не мог бы ты вызвать скорую?
Это была первая миссия Тайлера в роли террориста сферы обслуживания. Официант — партизан. Грабитель на прожиточном минимуме. Тайлер занимался этим годами, но по его словам чем угодно веселее заниматься вместе.
В конце рассказа Альберта Тайлер улыбнулся и сказал: — Круто.
Возвращаясь в отель, в настоящее время, в лифт, стоящий между кухней и банкетным этажом, я рассказываю Тайлеру, как я чихал на заливную форель на съезде дерматологов, и три человека сказали мне, что она слишком солёная, я один сказал, что это восхитительно.
Тайлер стряхивает над супницей и говорит, что он отмочился насухо. Это проще делать с холодным супом, vichyssoise, или если повар приготовил по-настоящему свежий gazpacho. И это невозможно с тем луковым супом, который покрыт корочкой из плавленого сыра в ramekins. Если я когда-нибудь буду здесь есть, я закажу именно его.
Мы убегали от любых идей, Тайлер и я. Издевательство над едой потихоньку надоедает, словно становится частью служебных обязанностей. А затем я слышу, как один из докторов, или юристов, или ещё кого-то говорит, что вирус гепатита может прожить на поверхности нержавейки до шести месяцев. Вы удивитесь, если узнаете, сколько он может прожить в Rum Custard Charlotte Russe.
Или в Salmon Timbale.
Я спросил доктора, где можно испачкать руки в вирус гепатита, и он был достаточно пьян, чтобы рассмеяться.
«Всё уходит на свалку медицинских отходов», — сказал он.
И засмеялся.
Всё.
Название «свалка медицинских отходов» звучит, как касание дна.
Я кладу палец на кнопку лифта, и спрашиваю Тайлера, готов ли он. На тыльной стороне моей ладони — распухший красный и лоснящийся шрам, словно пара губ в точности в форме тайлеровского поцелуя.
— Ещё секунду, — говорит Тайлер.
Томатный суп, наверное, ещё горячий, потому что гнутая штуковина, которую Тайлер спрятал назад в штаны, разгорячённо розовенькая, словно гигантская креветка.