Божья коровка 2

Дроздов Анатолий Федорович

— Покажу своим домашним, — решил генсек, — заодно с воспоминаниями…

То, что он сказал помощнику назавтра, удивило мудрого Цуканова.

— Пусть портрет поставят в книгу, — сообщил ему генсек. — К тексту тоже нет претензий. И еще. Галя и Виктория Петровна [72] попросили, чтоб портрет издали в типографии, напечатав на мелованной бумаге и вставив в рамки. Пожелали в комнатах своих повесить, так он им понравился. Сделаешь?

— Конечно, Леонид Ильич! — поспешил помощник.

72

Дочь и жена Брежнева.

Но ни он, ни Брежнев не смогли предугадать,

что выйдет из такой затеи. Руководству типографии сказали, что решение напечатать портрет исходит лично от генсека. А вот то, что только для его домашних, им, увы, не сообщили, так они потом оправдывались. Да еще портрет всем приглянулся. Те, которые несли на демонстрациях, выглядели холодно, безлико. Ну, а тут живой, приятный человек, не в костюме с галстуком — в спортивной кофте. Поступили, как обычно. Переданный в типографию рисунок увеличили, отпечатали громадным тиражом, разослав его по всей стране. В книжных магазинах в секциях политпросвета его стали выставлять на видные места. Люди стали покупать — стоил он немного, на издания такого рода цену ставили щадящую. Брежнев на портрете людям приглянулся. Ведь нисколько не похож на постные физиономии прочих деятелей КПСС. Кто-то даже счел такой портрет сменой курса партии, которая отказалась от казенщины и формализма. Вражеские «голоса» тему подхватили, донеся ее слушателей в СССР. Их «эксперты» бодро рассуждали в студиях, чтобы это значило.

Информация дошла до отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС. Там схватились за голову. Первым делом провели расследование: кто распорядился, с кем согласовали? Выяснили, что виновна типография, подконтрольная отделу, а команду дал Цуканов. Вышли на него. Тот подумал и решил спросить у Брежнева, что с этим дальше делать.

— Говоришь, портреты покупают? — поднял брови Леонид Ильич.

— Весь тираж, считайте, разобрали, — подтвердил Цуканов.

— Сами или по приказу?

— Сами, Леонид Ильич.

— Ну, так в чем проблема? — улыбнулся Брежнев. — Покупают, значит, уважают. Это дорогого стоит.

— Вышло так, что ваш портрет не был утвержден в ЦК КПСС. Суслов недоволен и велел виновных наказать.

— А, ему бы только шашкою махать! — хмыкнул Леонид Ильич. — Развели тут, понимаешь, бюрократию. Обсудить, проголосовать, а как спросишь, кто виновен, так все пальцами в друг друга тычут. На дворе другие времена, Георгий, сейчас не культ личности. Суслову скажи: виновных пусть не ищет. То, что люди стали покупать портрет, говорит, что руководство типографии свою задачу понимает. Премию за это нужно дать. Что до «голосов»… Пускай клевещут! Не было б портрета, за другое зацепились. Понятно?

— Да, — сказал Цуканов.

— А портреты, если разбирают, пусть печатают еще, — закончил тему Брежнев.

Глава 14

Появление Брежнева в проекте подстегнуло выход книги. У нее и без того был приоритет — «Малую землю» патронировал ЦК КПСС, но участие генсека дало всем животворящий пендель. В издательстве засуетились. Быстро сделали макет, утвердив его в ЦК, запустили типографские станки. Плюс, почти одновременно, книга вышла в журнале «Новый мир», заняв половину номера. И в апреле граждане большой страны получили «долгожданную возможность» приобщиться к творчеству студента и студентки.

К удивлению Бориса, книга всем понравилась. Конечно, он надеялся, что так будет, но сомнения имелись. Ольга все же не писатель — журналистка, да еще совсем не знаменитая, сам же он — художник-недоучка. Удалось запустить проект, получить благословение от Брежнева, только это не гарантия успеха. Сколько книг, расхваленных в газетах, он не смог одолеть, ну пару страниц от силы. А тут все враз завертелось! Конечно, книгу тут же облили елеем критики в газетах. Попробовали бы вякнуть что-то против… Ольгу и Бориса сняли для программы «Время», где они в большом сюжете рассказали, как работали над сборником. Так что нужного пиара вышло даже с перебором. Но его затмило сарафанное радио. Многие читатели брали книгу в руки настороженно, ожидая встретить в ней официоз, а нашли душевные воспоминания фронтовиков, без банальных слов и лозунгов.

Нет, не прозу лейтенантов, [73] но очень близко ей по стилю. Та же простота сюжета и сдержанный язык, правда об окопном быте. В этой книге люди ЖИЛИ на войне, как ни странно звучит это слово. Героизм и жертвенность у них считалась делом рядовым, как и смерть за Родину.

73

«Лейтенантской прозой» в СССР называли произведения (большей частью — повести) писателей фронтовиков: Некрасова, Быкова, Бакланова, Курочкина, Богомолова, Бондарева и других. На войне они были младшими офицерами.

Но особо лестной стала для Бориса высокая оценка книги ветеранами. Они слали письма с благодарностями, многие просили рассказать, как воевали их полки, дивизии и армии. Обещали поделиться тем, что пережили. Эти письма он откладывал отдельно. Если все получится, можно запустить большой проект и назвать его, к примеру, «Помню». Драбкин в его прошлой жизни приступил к своей работе слишком поздно, большинство фронтовиков к этому времени умерли. А сейчас они пока что живы и здоровы, могут поделиться сокровенным, тем, что станет позже для страны сакральным. Борис помнил людские реки, заполнявшие улицы российских городов в День Победы. Колонны «Бессмертного полка» общей численностью в миллионы проходили в разных странах и на всех материках планеты, даже и в Австралии. Фотографии бойцов и командиров Красной Армии в руках потомков ветеранов, президент страны несет портрет отца-фронтовика…

Но пока они купались в славе. Вместе с ней на авторов посыпались и плюшки — речь не только о деньгах, хотя их им выдали немало. Гонорар за книгу, Ольге — дополнительно за публикацию в журнале. «Новый мир» выходил без иллюстраций, там Борису не светило. Впрочем, он не опечалился, отчисления за песни были много больше. Ольгу приняли в Союз писателей. Позвонили из Правления, пригласили, обсудили и проголосовали. Нужные рекомендации написали там же, прямо в ходе заседания. По писательским раскладам она прошла как публицист. Ольга прямо воспарила. В СССР быть писателем в законе означало высший статус в обществе. Это доступ к привилегиям и к большой кормушке. Член СП не будет голодать, даже если вдруг завяжет с сочинительством. Есть Литфонд, который выделит матпомощь, заодно — путевку в санаторий, он организует встречи в трудовых коллективах, за которые писателю заплатят.

Но зато художники Бориса в свой Союз не пригласили. Он сходил туда узнать и познакомиться, и столкнулся с откровенным хамством. Ему быстро объяснили, что таким, как он, нет места среди этих небожителей. Где его картины и скульптуры? Где их выставляли и когда? Кто из мэтров оценил его успехи? Где его художественное образование? Нету? До свидания, товарищ!

Нет, Борис мог бы, конечно, настучать на хамов Ковалеву. Тот бы, разумеется, вмешался. Окрик из ЦК КПСС поставил бы художников на место, и Бориса приняли б в Союз. Но он ясно представлял себе, с какими рожами это было бы сделано. На него смотрели б, как на выскочку. Ну их в пень, зазнаек! Тоже мне, гиганты кисти и плакатного пера…

К слову, о плакатном пере. Технику владения им Борис освоил без наставников и мэтров. Прикупил набор, почеркал ими на листах альбома, понял принцип применения. Для начала он нарисовал карикатуру. США увязли в войне во Вьетнаме, и советские газеты клеймили их почти что ежедневно, называя пиндосов империалистами и негодяями, с чем Борис был полностью согласен. Он изобразил горящие дома вьетнамцев и лежащие у них трупы женщин и детей. А напротив ухмыляется «джи ай» [74] с винтовкой, из ствола которой подымается дымок. Говорит другому, тыча пальцем: «Они не любят демократию».

74

«Джи ай», от аббревиатуры GI (Government Issued, «выпущено правительством»), жаргонное прозвище американских солдат.