Брак у народов Центральной и Юго-Восточной Европы

Иванова Ю. В.

Во время трапезы должны были исполняться все желания кума, которые он высказывал в форме загадок. Например: «Известью побелено, из камня возведено, но нет ни дверцы, ни окошка», — подавали ему яйцо, комически изображая, что оно очень тяжелое. Для гостей в зрелых летах пел и играл искусный музыкант. Его песни рассказывали о сватовстве и свадьбах юнаков, разные волнующие истории, а гости, особенно старшие, молча слушали со слезами на глазах.^{421} Молодые во дворе плясали хоро. Свадебное угощение завершалось торжественными проводами кума до его дома. Иногда они сопровождались карнавальными играми.

Брачное соединение молодоженов — важнейший момент свадьбы. Его успешный исход — цель и смысл всего обрядового процесса, всех обрядовых действий до и после этого момента. Не случайно его народные названия — свождане,

сводене, свеждане — имеют тот же корень, что и свадьба. Молодых «сводили» в воскресенье вечером в холодной комнате или в хозяйственной постройке.^{422} Брачное ложе приготавливали золовка или деверь и уступали его молодым за выкуп. Вход и раздевание новобрачных сопровождались обрядовыми действиями. Из опасения магии «завязывания» мужской силы старисватица и старый сват в Западной Болгарии, заложник с заложницей в Восточной осматривали одежду супругов, нет ли на ней каких-то узлов, чего-то застегнутого или заплетенного.

Молодой должен был доказать, что он возмужал, а молодая — что она целомудренна. При благополучном исходе молодой стрелял из ружья. С этого момента веселье принимало бурный характер. Снова собирались разошедшиеся гости. Волынщик играл, барабаны били и начиналось обрядовое «пестрое» (из мужчин и женщин, стоящих вперемежку) незамкнутое хоро. Появлялись и ряженые, исполнявшие комические пародии на свадьбу. Излюбленной карнавальной фигурой была «роженица» (лехуса), которая «рожала» на собственной свадьбе; комично изображали свекра со свекровью. Для этого момента свадьбы характерно разнузданное веселье, шуточные кражи кур со двора родителей молодухи и т. п. В тот же вечер или рано утром в понедельник деверь и заложник шли к родителям молодой с благой (подслащенной) ракией возвестить о ее целомудрии.

Если же молодая оказывалась недевственной, свадебное веселье останавливалось, все чувствовали себя оскорбленными. Свекровь плакала и посылала проклятия в адрес невестки, некоторые родственники демонстративно уходили.^{423} Существовало поверье, что это принесет несчастье семье и селу. Свадьба далее превращалась в истинное надругательство над молодой. Ее возвращали к родителям, и отец ее вынужден был давать большой откуп: ниву, луг или домашних животных. Это имущество не считалось частью приданого, а являлось компенсацией за причиненное «зло». Молодую женщину полагалось также вымыть на глазах у всего села.

Если половой акт не совершался по вине молодого, это объясняли обычно влиянием колдовства, а в некоторых областях (Фракия) его жестоко высмеивали.^{424} В ряду обрядовых действий, означающих благополучный конец свадьбы, стоит и разорение свадебного знамени (утром в понедельник). В то же утро деверь с музыкантами и девушками — участниками засевок — отводили молодую за водой. Деверь наливал воду, а молодая три раза опрокидывала ведро ногой и затем уже несла воду домой, где поливала на руки всем домашним.

Так же торжественно, чаще в понедельник, происходило снятие с молодой свадебного покрывала. Его снимали кум, кума или деверь свежесорванным прутом фруктового дерева, розы, шиповника или же свирелью, затычкой ярма вола и др. Покрывало бросали на фруктовое дерево или на крышу дома. После этого молодуха покрывала себе голову белой косынкой — атрибутом замужней женщины.

Свадьба завершалась приобщением молодой жены к домашнему труду в новой семье. Она убирала дом, начинала прясть на новой прялке (символ начала нового дела, новой жизни). В некоторых местах обрядовым началом домашней работы был выход новобрачных в лес за дровами.

Последней трапезой в свадебной церемонии было угощение людей, помогавших в проведении свадебного пира (шетачи), и близких родственников. Съедались размоченные в теплой воде остатки обрядовых хлебов или приготавливались специальные блюда: студень (пача), блинчики (плакети) и др. На этой трапезе прислуживали молодые.

Конец

свадьбы знаменовался прекращением избегания (обрядового молчания) молодой женой членов семьи мужа (на свадьбе она могла разговаривать только с золовкой, постоянно находившейся при ней). Начало общения с ними имело обрядовый характер. Свекор, свекровь, деверья и др. «прощали» невестку, а она целовала им руки и кланялась в пояс. Впредь она могла с ними разговаривать. В некоторых областях начало контактов молодой с родными мужа символизировалось первым употреблением по отношению к ним вокативных терминов родства и свойства и наречением других его родственников, а также близких соседей ласковыми прозвищами: Вербочка, Малинка и пр., которыми она уже до конца своей жизни их называла. Делалось это в обрядовой форме: в сопровождении деверя невестка обходила родных мужа с чашей вина или ракии, обращалась к ним соответствующим родственным именем или прозвищем.^{425} Обрядовое молчание молодых по отношению к куму обычно прекращалось через неделю после свадьбы, иногда и позднее, а избегание мужем родителей жены кончалось на повратках.

Совместная жизнь молодой брачной пары начиналась с того, что они шли в гости к разным родственникам, и прежде всего к родителям жены на повратки (поврътки, поврънки, отврътки, възвратки, на госье и др.).

Отправлялись туда обычно на следующей неделе после свадебного торжества, во многих местах в пятницу вечером, и возвращались в воскресенье утром. Существовало поверье, что суббота — дурной день, и первая суббота после свадьбы не должна застать новобрачных дома. Молодых иногда сопровождали близкие родственники мужа — его родители, братья и сестры. Гости несли погачу, баницу, другую еду, напитки, а родители жены одаривали молодых и «прощали» их, т. е. освобождали от обрядового молчания. В других вариантах обряда родители молодой приглашали своих родных и тогда визит новобрачных отмечался торжественно и, как образно говорили, превращался во вторую свадьбу.^{426} Далее следовало нанесение визита куму «за прощением» (на прошка).

В некоторых местах по обычаю молодоженам возбранялось работать некоторое время после свадьбы и они только навещали разных родственников и свадебных обрядовых лиц. Но постепенно хождения в гости становились все реже, начиналась трудовая жизнь и семейные заботы.

После завершения свадебных обрядов ритуальное поведение новобрачных в течение года регулировалось уже некоторыми календарными праздниками, являясь их составной частью. Таковы Иванов день (20 января), когда молодых мужей обливали, обрызгивали на улице водой; сырные заговены, пасха, Георгиев день (6 мая) и др. В эти дни молодожены посещали родителей жены, кума и других родственников. Гости и хозяева обменивались подарками.

* * *

Обычай допускал в качестве отклонения от нормы две формы заключения брака: похищением невесты (крадене, грабване, влачене, отвличане и др.) и символьным уходом девушки в дом своего избранника (приставане, пристанка, беганье и др.). Обе эти формы совершались при соблюдении определенных правил и некоторых обрядов. Они были известны по всей стране, но частота бытования той и другой формы была неодинакова. Указанные формы заключения брака сближает неучастие или пассивная роль в них родителей и родни (по крайней мере, в явном выражении этого), но разъединяет роль и положение девушки: в первом случае ярко выраженное ее неравноправие с юношей, низкий социальный статус, позволяющий обществу игнорировать ее чувства и достоинство; во втором — проявление самостоятельности девушки в брачном выборе. Крадене и приставане бытовали одновременно, однако тенденции их развития были противоположны: первый обычай постепенно угасал, второй укреплялся и развивался. В этом нашло частное отражение развитие личности в буржуазном обществе. Вместе с тем похищение девушки нередко имитировалось, когда она, желая выйти замуж по своему выбору, но против желания родителей, не решалась открыто нарушить их волю.^{427}