Брак у народов Центральной и Юго-Восточной Европы
Шрифт:
Затем молодые направлялись на отдых. Молодая отказывалась переступать порог спальни, но ее поднимали и вовлекали внутрь силой (Трансильвания). Женщины, присутствовавшие при уходе молодых, пели. Этим обычно завершался утром в понедельник этап обычаев большого стола. Некоторые свадьбы в финальной фазе приобретали комически-сатирический характер народного новогоднего театра. Участники его маскировались, раскрашивая лицо, нацепляя длинные бороды, одевая маски, чтобы стать страшными. В этом обряжении участвовали и пожилые люди, например свекор и свекровь, одевая на шею ожерелье из красного перца. Гримасничая, крича во всю глотку, стуча в жестяную посуду или барабаны, ряженые разъезжали по селу в телегах или санях, верхом на ослах.
Таким образом, большой стол — народный пир, в ходе которого оформлялись союз двух семей, создание новой семьи, духовное родство молодых с посажеными родителями. Именно здесь, а не в церкви окончательно заключался брачный союз, признаваемый
На послесвадебном этапе привлекает наибольшее внимание «первоначальная дорога» — cale primara («кале примарэ») — семейная встреча, организовывавшаяся родителями молодой через неделю после венчания или позднее, когда им позволяло их имущественное состояние. На эту встречу и пиршество приглашали молодоженов, родителей мужа, посаженых родителей, ближайших родственников и соседей. Приглашенные собирались около двух часов пополудни у молодых, и веселая процессия отправлялась к родителям молодой, где их торжественно принимали.
В Молдове «первоначальной дорогой» именовали обычай, по которому родители молодой в понедельник отправлялись в первый раз к своим детям, чтобы участвовать вместе в uncrop — прощальном обеде, на котором пели специальную песню с тем же названием — «ункроп» и, по обычаю, распивали подогретые напитки. Существовали варианты ункропа: прощальный обед происходил у родителей молодой и у посаженых родителей. В Молдове вышеописанный обычай имел и другие особенности: родители и родственники молодой могли посещать дом новобрачных, где их ожидала трапеза, но только через две недели сами новобрачные отправлялись к родителям молодой. В Западных горах Трансильвании только в шестое воскресенье со дня венчания молодые имели право вместе отправиться к родителям молодой, где происходила торжественная трапеза. Когда гости расходились, молодая жена должна была плакать, а посаженая и родная матери пели дойну о печальной ее судьбе.
Итак, только после пира, связанного с обычаем первоначальной дороги, молодая жена имела право посещать родительский дом, соседей,{516} а описываемый обычай как бы прокладывал молодым будущие дороги в жизни. Кроме первоначальной дороги, были другие послесвадебные обычаи: яблоко (mar), произнесение речей (colaciunea), вербное венчание (cununie salcie), вторая свадьба (a doua nunta).{517} Так завершались свадебные обычаи румын во второй половине XIX — начале XX в. Их значение выходило за рамки породнившихся семей: в них вовлекались многие жители села и соседних деревень, помогая свадьбе провизией, посудой, даже мебелью. Это укрепляло взаимопомощь и солидарность.
Ю. В. Иванова
Албанцы
Период, к которому относится описание форм брака у албанцев, ограничивается XIX — первой четвертью XX в. В XIX в. в европейской печати появилось несколько довольно обширных публикаций об Албании и албанцах, написанных путешественниками и дипломатами, работавшими в албанских городах Османской империи. Они, естественно, более пристально описывали городской быт и больше знали о христианском населении, чем о мусульманском. Период XIX — начала XX в. освещают работы албанских этнографов и фольклористов, публикуемые в современной периодической печати, а также в известной мере и личные этнографические изыскания автора. Более ранние периоды можно проследить путем анализа фольклорных текстов.
Большое разнообразие форм заключения брака, имевшее место у албанцев, объясняется многими причинами. Прежде всего — расселением в горной и предгорной зоне, значительной изолированностью населения горных долин и котловин. В средние века владения отдельных мелких феодалов замыкались в этих естественных границах. Так возникали исторические (они же географические) области, которые называют «краины» (krain"e).
В XV в. началось завоевание Юго-Восточной Европы османами, наложившее отпечаток на всю дальнейшую жизнь албанцев, как и всех балканских народов, и повлекшее еще большую этнокультурную разобщенность отдельных областей: границы административных единиц Османской империи пересекали этнографические границы, включали в себя разноэтническое население, нарушали исторические связи внутри этнических территорий (живя на значительных пространствах смешанно с южными славянами и греками, албанцы вступали с ними в браки, естественным образом складывались общие черты в их быту и обрядах). Огромное значение для всей последующей жизни народа имела исламизация значительной части населения. Особенно интенсивно она происходила начиная с XVII в. К началу XX в. она охватила 70 % населения и, хотя была весьма поверхностной и не задевала глубоко сознания народа, все же не могла не сказаться в бытовой сфере. Так сложились конфессиональные различия внутри албанского этноса: большинство придерживалось ислама суннитского толка, некоторая часть мусульман была шиитами, христианское селение исповедовало католицизм и православие.
Существеннее, чем географическая и религиозная разобщенность, было социальное расслоение: верхушечные слои землевладельцев, торгово-ремесленного городского населения, организованного в цехи, военных и чиновников тяготели к османской культуре (независимо от их вероисповедания). Среди трудового народа больше удерживались местные традиции.
Наконец, очень важную роль сыграла крайняя неоднородность социально-экономического развития отдельных частей албанского ареала, достигшая большой степени во второй половине XIX — первой половине XX в. Среди населения высокогорья до первой половины XX в. удерживалась организация общинной жизни на основе древних родо-племенных подразделений — фисов (fis); эта организация поддерживалась османской администрацией, опиравшейся на старшинскую верхушку этих подразделений. В высокогорье на севере Албании и в других горных зонах, где население занималось преимущественно скотоводством, консервировались наиболее архаичные формы семейно-брачных отношений: преобладали сложные семьи, царили патриархальные нравы, основой для которых служило обычное право. В городах и низменных зонах, где товарно-денежные отношения были гораздо больше продвинуты, семейная и общественная жизнь складывалась уже на иных основах: к началу XX в. численно преобладали простые семьи, взаимоотношения между членами семьи основывались на государственном праве. Особенно развитой была юго-восточная область: оттуда шла интенсивная эмиграция, главным образом в США. Эмигранты-мужчины, находясь за рубежом многие годы, присылали деньги, которые становились основой для ведения продуктивного хозяйства и торгово-ростовщической деятельности. Это приводило, с одной стороны, к значительной самостоятельности женщин, которые вели хозяйство и растили детей своими силами, с другой — затрудняло поиски женихов для подрастающих девушек. Если у горцев за жену приходилось платить выкуп (численность женщин была значительно ниже, чем мужчин), а критерием выбора были принадлежность к определенной родовой группе и личные качества жены как будущей матери и работницы, то жителям юго-восточной области необходимо было приготовить девушке приданое и критерием выбора оказывались имущественные возможности семьи.
Естественно, что семейно-брачные отношения среди албанцев были весьма разнообразны и подчинялись различным правилам.
Порядки, определяющие выбор брачного партнера, были очень сложными, сочетались с родовой и локальной экзогамией.
Пережитки родовой экзогамии были очень сильны среди албанского народа еще в середине XX в.{518} В обстановке политического хаоса, который внесло османское завоевание в жизнь балканских народов, нестабильность экономического положения трудового люда, его незащищенности от произвола османской администрации родо-племенные объединения, основанные на принципах общинной собственности и внутреннего самоуправления, могли противостоять экономическому и идеологическому натиску османских правителей.{519} В последующие века в условиях классового общества они сохранялись в пережиточных формах, особенно в местностях со слабо развитым мелкотоварным укладом.
Согласно нормам обычного права, браки исключались между родственниками до 5—7-го и даже 9-го колена, а в сводах обычно-правовых норм («Канун гор», «Канун Лека Дукагини», «Канун Скандербега») в гиперболизированной форме декларируется исключение до 100-го и 400-го колена.
Запреты браков между родственниками по женской линии (равным образом как и по мужской) претерпели исторические изменения: в общей форме они менее жестки и ограничиваются, как правило, 3—5-м коленами.{520}
С этими «коленами» дело обстояло сложно, потому что крупные объединения могли дробиться и члены разделившихся их частей уже не считали себя родственниками. Отдельные малые группы вливались в более крупные и на основе этого искусственного родства подпадали под закон экзогамии.{521} По что особенно любопытно в этой сложной системе, так это воспоминания о совместном поселении родственников, перенесенные на квартал крупного поселения, в том числе города. Жители одного квартала (мэхалы) считались братьями и сестрами и не могли вступать между собой в брак.{522}