Братство
Шрифт:
— Коммандос, блин, — прокомментировал бобер, лихо закладывая двустволку на плечо. — Бросил бы хоть свою шлепалку.
С любимой мухобойкой Степан расставаться не собирался. Он демонстративно заткнул ее за пояс и обернулся в ожидании приказов.
Тетя Эмма кивнула журналисту и посмотрела на Генагога, который явно чувствовал себя не в своей тарелке. Поманила беса пальцем.
— Как зовут?
— Генагог, а что, собственно…
— Звание! Должность!
— Сержант! Командир третьего патрульного отряда белорусской дивизии!
— Отныне — рядовой. Советник по ориентированию
— Не, я все понимаю, но с какого перепугу я понижен?
— Здесь другой род войск.
— А как же…
— Разговорчики, боец. С нами пойдешь. Покажешь, где у Моха спальня.
— Чего? — недоуменно пробормотал бес. — Да не знаю я, где у него будуар! Что я — был там, что ли? Жив буду, я честный натурал в третьем поколении!
Генагог произвел мужественный тычок рогами в воздух и напряг бицепсы.
— Ладно, верю. Ну что, жиголо краснорожий, — главком недобро нахмурилась, — будешь помогать партии или вернешься в стан врага народа, поджав хвост?
— А протестовать против гнета тоталитаризма мне по должности, случайно, не положено? — с надеждой вскинул голову Генагог. — Демонстрацию устроить или митинг на худой конец?
Тетя Эмма задумалась. Почесала когтем в затылке и решила:
— Нет, кхе-кхе… Никак нельзя. Сейчас военное положение, поэтому всякого рода выступления временно отменяются. Ну, так что, будем способствовать воцарению мира во всем мире?
— Будем, — пробурчал Генагог. — К своим мне все равно теперь дорога заказана.
Тетя Эмма отобрала двух матерых вояк из штурм-группы и немедленно присвоила им офицерские звания. Звездочки тут же обмыли «Джонни Уокером». Разжалованный бес, глядя на ритуал, совсем поник.
— Э! Я тоже хочу погоны! — вскинулся было Куклюмбер, но Степан легонько ткнул его прикладом, и бобер заткнулся.
Тетя Эмма резким ударом крыла выбила заколоченную дверь вместе с удерживающим ее с противоположной стороны стулом. Доски с треском полетели в глубь коридора.
— За мной, — сурово приказала горгулья и двинулась в воняющий затхлостью проход. — Эх, япона сковородка! Разнесем эту дыру к бесам собачьим. Извини, Генагог… Разворошим гнездовище разврата на хре… кхе… Хренов ларингит!
Степан осторожно пошел за предводительницей. За ним поспешили бобер, с натугой волокущий тачку с оружием, горгульи и рядовой Генагог.
«Кому рассказать… — подумал Степан, сжимая рукоять автомата. — Вламываюсь в румынский замок через подземелье в окружении бобра, беса и горгульи. Генрих Карлович от зависти лопнул бы… Интересно, жив ли он?»
Первая серьезная заварушка случилась на нижнем этаже замка. Куклюмбер, завидев патрульный отряд бесов между колоннами, воинственно брякнулся на пол и подтянул к себе тележку с оружием. Один пулемет у него сразу же отобрала тетя Эмма. Она сосчитала противников и пошла молотить длинными очередями.
От оглушительного грохота Степан аж присел. Гильзы полетели в сторону струей, пороховая гарь ударила в нос, а бесы тут же нырнули за колонны. Пули превратили облицовочный камень в крошево.
— Кто ж так из тяжелого оружия лупит… Нежнее надо, ласковее, — проворчал
Степан покрутил в руках автомат, с криком высадил длинную предупредительную очередь в воздух. Пули срикошетили от потолка и чуть было не положили штурм-группу. Обойма опустела. Но журналиста уже охватил азарт, и недовольный клекот горгулий его не волновал. Это редкое чувство вседозволенности посещало его нечасто, но уж если случалось попасть во власть горячих эмоций, то море становилось ему по колено.
Степан отбросил автомат в сторону, выхватил из чехла закаленную в боях мухобойку и ринулся в атаку, перебегая от колонны к колонне.
Сзади раздался вопль тети Эммы:
— Прекратить огонь! Идиот на стрельбище!
Генагог выставил перед собой трезубец и бросился на помощь Степану. Но, добежав до первой колонны, он зажмурился и помотал рогатой башкой:
— Не могу! Сородичей моих ведь крошите! Приглянулся ты мне, Степан! И за жизнь поболтать с тобой забавно, и рок-н-ролл взлабнуть, но не могу я бесов бить…
— Жди тут! — успокоил его Степан.
Выскочил из-за колонны и с размаху впаял мухобойкой по лбу первому попавшемуся под руку краснорожему. Тот отшатнулся и моментально оказался в цепких когтях горгулий.
Снова захлопали выстрелы, коротко громыхнул шестиствольник, и очередь вспорола плиты рядом со Степаном. Несколько бесов пустились наутек, остальные задрали руки и сдались.
Куклюмбер плеснул нитроглицерина в чудом уцелевший средневековый кувшин и с воплем «Контрольная!» швырнул сосуд вдогонку улепетывающим бесам. За колонной шарахнуло так, что мебель в следующей комнате превратилась в щепу, а гигантская люстра грохнулась на пол.
Цоканье копыт отступающих рогатиков стихло. Генагог обреченно вздохнул. Степану были понятны его душевные терзания: режим режимом, а против родичей выступать — всегда противно.
Первый бой остался за отрядом тети Эммы. Главком распорядилась насчет пленных и подошла к журналисту. Строго зыркнула на него сверху вниз:
— И часто ты так в лобовую атаку ходишь?
— Как? — насупился Степан, потирая ушибленный локоть.
— Самоубийственно, — сказала горгулья.
— Если честно, редко, — признался он. — Вообще-то я уравновешенный.
— Угу, я видела, — нахмурилась тетя Эмма. — Еще раз увижу — сама пришибу. Так, кхе-кхе… Первый бой без потерь.
Штурмовые горгульи в предвкушении дальнейших схваток потягивали из фляжек виски и топорщили крылья.
— Как вы думаете, а Мох уже знает, что мы здесь? — виновато подал голос Степан.
— Не, он ничего не слышал. Мы ж почти не шумели, — саркастически заметил бобер, стряхивая с шерсти пыль. От животного несло дикой смесью чеснока и порохового дыма. — Где же вампиры? Я что, зря натёрся?