Братья с тобой
Шрифт:
— Суеверие, — сказала Маша. — Лечиться у врачей надо. Источник, может быть, и полезный.
— Я знаю, теперь уже в больницах лечатся. Водой из соленого источника лечат, он целебный. У нас специально курорт такой есть, Молла-Кара называется. Там вода в озерах розовая, зеленая, голубая. Нам в училище рассказывали.
Да, дары Куртышу — суеверие, конечно. Но, может быть, и Маша сегодня немножко суеверна? Может быть. Очень уж хочется, чтобы война поскорее кончилась.
На елке зажгли свечки. Включили радио. Левитан объявил:
— «В последний час. От Советского Информбюро: тридцать первого декабря наши войска овладели городом и железнодорожной
Маша налила всем вина:
— С Новым годом, товарищи, с новым счастьем! И пусть этот год будет для нас победным!
Чокнулись, выпили. Все нарядные, подтянутые, почти красивые. И еда праздничная, и вино. А Марта Сергеевна, как услыхала, что ее к новогоднему столу приглашают, сразу — в погреб, и принесла миску студня. Маша слюнки проглотила, — давно такого не видели! Студень из свинины, даже с горчицей, подумайте только!
Шел второй час ночи. Московское радио передавало концерт. Наконец и к Москве приблизился Новый год, — он шагал отсюда, с востока. Марта Сергеевна и ее старичок муж давно ушли спать, Машина свекровь тоже не выдержала, ушла, — постели ее и детей стояли теперь в проходной комнате. И только Маша вместе со своей юной черноглазой подружкой, смуглой курносой Кюмюш, сидели в обнимку, слушая радио.
Они ждали поздравления Михаила Ивановича Калинина и дождались. Всесоюзный староста поздравлял своих сограждан, поздравлял и их, Машу Лозу и юную Кюмюш.
Михаил Иванович подводил итоги года. В речи его мелькали названия разных городов и разных фронтов, вспоминал он и о людях тыла:
— «Героическая оборона Севастополя нашими войсками стоила немецко-румынским войскам не одного десятка дивизий. Потери немцев лишь на Волге исчисляются сотнями тысяч убитых и раненых…
Стихийно развернулась кампания по сбору средств на эскадрильи самолетов и танковые колонны…»
Кампания… И мы в ней участвовали, видели кое-что.
Он докладывал и ей, Маше, эвакуированной ленинградке, родной наш Михаил Иванович! В какой другой стране правительство и народ связаны между собою так кровно! Это вселяет силы, веру в победу. Может быть, поначалу мы немножко растерялись, замешкались, но сейчас ясно видно: дело идет к перелому.
Они сидели в обнимку и напевали вслед за радио песню, которой начинался и кончался каждый день войны:
Идет война народная, Священная война!Назавтра в институте был праздник для детей. Маша, избранная завкультсектором месткома, готовилась к празднику заранее. На месткоме решили: детям нужен праздник во что бы то ни стало. А откуда денег взять? Средств на это никаких нет.
Но праздник детям нужен. Тую, скажем, можно срубить в институтском парке, — их там много. Игрушки хранятся у бывшей завкультсектором, — она была медсестрой, теперь — на фронте, но коробка с игрушками у нее дома цела. Однако праздник без угощения — не праздник.
Тяжело с питанием? Коллектив института послал в дальний район двух товарищей для закупки джугары. Привезли ее много, распределили всем сотрудникам по сходной цене. А десять килограммов сразу отложили — на детский праздник. Бекмесу привезли, — арбузного меда, и тоже — два кило детям на праздник. Из семи килограммов джугары сварили кашу, остальное продали и на эти деньги купили леденцов и пряников.
Нет, жизнь и Машу научила кой-чему. Не было средств — изыскала. В сущности самих себя обложили небольшой данью, но никто не сетовал, потому что джугару удалось купить совсем дешево.
Елка стояла в институтском зале, пышная, до потолка, вся в блестящих довоенных игрушках. Детей собралось побольше, чем было по списку. Откуда-то приходили худенькие сестренки с братишками за руку, не значившиеся в списках. Может, это ребята кого-нибудь из прежних институтских уборщиц. Они приходили, и нельзя же, невозможно было их не пустить, выпроводить.
Женщины, устраивавшие праздник, рассчитали неплохо. Всем хватило каши с бекмесом, даже добавки давали, кто захочет.
И кулечков, крохотных кулечков с леденцами и одним только пряником хватило на всех. Много Маша видела потом детских праздников, где детям дарили большие кульки с мандаринами и шоколадом, но ни на одном дети не выглядели такими счастливыми, как на елке в честь нового, сорок третьего года. Пели, играли, смеялись, ели. И уходили, прижимая к сердцу крохотные бумажные кульки. Ладно, теперь есть что написать Косте, есть в чем отчитаться!
Наши войска освобождают города, захватывают большие трофеи. Явно готовятся наступать еще более стремительно, победно. Армия наша вся слилась в одну могучую лавину — солдаты, офицеры, генералы.
А каков Машин подарок новому году?
К первому января она не успела завершить всё до конца, но это не было большой бедой. Диссертация о питерских красногвардейцах была написана вся, — большая, серьезная, на малоизвестном материале, с новыми, самостоятельно выдвинутыми идеями. Не раз вспоминала Маша о своих неофициальных консультантах-помощниках, рабочих Кировского завода, о ленинградских замечательных архивах.
Перепечатывала диссертацию институтская машинистка, старенькая Марья Львовна. Прежде она домохозяйкой была, «наполеон» пекла великолепно. Машинку освоила совсем недавно, — ведь людей не хватает, каждому надо свое место найти, чтобы помочь общему делу.
В гимназии у Марьи Львовны по русскому языку были посредственные отметки. Маша то и дело охала, считывая отпечатанные главы диссертации. И о полях Марья Львовна имела представление отдаленное. Да и бумагу экономили, — мало ее. С институтского склада отмеряли белой оберточной бумаги из рулона. Чернил эта бумага, правда, не терпела, а машинопись ничего, принимала. Она только немного кривая была, бумага эта, на жаре ашхабадской после сырой зимы покоробилась, и Маша долго разглаживала ее утюгом, разрезав на листы подходящего формата.
К середине декабря диссертация была перепечатана в трех экземплярах, переплетена и с надежным человеком отправлена в Одесский университет, эвакуированный в город Байрам-Али. Там диссертацию посмотрел председатель ученого совета профессор-историк, назначил оппонентов и письменно разрешил дать объявление в газету о защите.
Маша поместила объявление в «Туркменской искре» и спустя месяц собралась в Байрам-Али.
Глава 13. Защита
Железные дороги становились всё менее доступны для гражданского населения, — срочные перевозки, различные командировки военных… Кассирши по-прежнему сидели на своих местах за окошечками билетных касс, а билетов почти не было. Билеты доставали только по военной да правительственной броне, и то не всегда на тот день, на который нужно.