Братья с тобой
Шрифт:
Контролер помолчал, разглядывая Машину шинель. Потом сказал, словно вспомнил:
— Платите штраф сто рублей за безбилетный проезд в мягком вагоне.
Маша даже не улыбнулась, услыхав, что ехала она в мягком вагоне.
— Пожалуйста, возьмите. Квитанции не надо, — добавила она от страха, сознавая, что в голосе ее звучат какие-то подловатые нотки.
— А это, гражданочка, уже некрасиво. В будущем не советую. Вот квитанция о штрафе. На следующей станции сойдете и купите билет.
Он отлично знал, что если билетов было не достать
— Где же я куплю… Я же от поезда отстану…
Второй контролер всё еще вглядывался в бумажки типа в ватнике. Билеты обоих он держал в руке. Он делал что надо, и между прочим слушал разговор контролера с Машей. Умел, видно, сразу два дела делать. И когда контролер, выписав Маше квитанцию, взял деньги, второй произнес:
— Минуточку, гражданка. Документы ваши.
Опять! Еще что им надо! Она снова достала и протянула с неудовольствием свой паспорт и командировочное удостоверение.
— Фамилия у вас девичья или по мужу?
Вот еще бюрократ! Хотелось нагрубить ему, но Маша сдержалась:
— Девичья… Какое отношение имеет это к проезду?..
И осеклась. Из-под капюшона на нее смотрели любопытные, но явно же добрые глаза.
— К проезду — никакого.
Он подержал в руке ее паспорт, не выпуская из поля зрения тех двоих, напряженно молчавших в ожидании, отдал ей документы и вдруг сказал:
— Можете ехать… До Байрам-Али. А вы, гражданин, дайте сюда ключ… Вон тот, что в руках держите.
И, к великому удивлению Маши, гражданин в пыжиковой шапке беспрекословно отдал ему железнодорожный ключ треугольного сечения.
— Пройдемте со мной, оба. И очень прошу вас — дурака не валяйте, — сказал контролер в плаще с капюшоном. В руках его оказался револьвер, — откуда только он появился!
Проводник быстро открыл дверь в вагон, пропустил вперед контролера, за ним — тех двух. Следом за ними прошел человек в плаще, держа в руках револьвер и документы задержанных. Проводник пропустил в вагон и Машу и замкнул дверь. Перед тем как направиться следом за остальными, обернулся и негромко сказал Маше:
— В другой раз не рискуйте. Могли на тот свет без пересадки попасть — видите, какие птицы. — И он показал глазами на задержанных.
— А какие?
— А такие, что их искали специально.
И ушел.
Маша стояла ошеломленная. Нет, недаром она почувствовала опасность. Раз их повели, значит что-то нечисто. Могли убить… Зачем? За что? Может, просто, чтобы свидетеля не было? И с ключом… Значит, ее спасли. Этот, на кого она мысленно ворчала. Но ее уже потому спасли, что пустили в вагон. И позволили ехать. Дважды спасли.
Она была совсем измучена, — присесть бы где-нибудь. Заглянула в ближайшие купе: всюду занято.
Стоять не было сил. Мокрая, замерзшая, она увидела сбоку внизу какую-то реечку вдоль вагона, приступочку, не поймешь что. Присела на нее. Узко, неудобно, а всё ж таки лучше.
— Боже мой! И вы так едете всю дорогу?
Маша раскрыла глаза. Перед ней стоял мужчина в теплом свитере и отличных брюках, с голубым махровым полотенцем на плече. Рыжеватый, кудрявый, веселый, лет сорока.
— Сейчас — это шикарно; вы спросите, как я ехала до сих пор, — ответила она ему в тон.
— А как же?
— Буквально на буфере.
— Это ужасно! У нас в купе есть место, только что в Мары сошел известный врач, — и он назвал фамилию мужа соседки Марты Сергеевны. — Заходите.
— Мне в Байрам-Али сходить, скоро уже.
— Ничего, ничего! Вы простыли, вас надо отпаивать горячим чаем с вином. У меня есть сахар.
Маша сидит в куне мягкого вагона и пьет горячий чай с сахаром. Любезный сосед ее — руководитель известного эстрадного ансамбля, фамилию она встречала на афишах. На всякий случай сразу же представилась ему, чтобы не подумал, что она приключений ищет или спекулировать едет. Ведь по виду ее никак не скажешь, что она диссертантка.
Любезный сосед в восторге:
— Но это же приключенческий фильм в трех частях! Всё правильно: война. Сплошные неожиданности. Жизнь продолжается.
Машина история его явно воодушевила.
До Байрам-Али было уже совсем близко. Известный артист приветливо простился с Машей, пригласив ее на свои гастроли в Ашхабаде, — они будут в марте.
Со станции она пешком отправилась в университет. Над бывшим дворцом наместника, ныне военным госпиталем, занимался неяркий рассвет.
Университет размещался в длинном здании сельскохозяйственного техникума, переселенного в какую-то школу. Моложавый старик в каракулевой шапке пирожком и белом овчинном полушубке колол возле входа дрова. Женщина несла от водокачки ведро воды. Кругом лежал снег, и от этого становилось светлее, хотя солнце еще не взошло.
Маша выяснила, что канцелярия откроется в десять часов. Ей показали, где живет профессор, основной ее оппонент, — в этом здании и преподавали и жили. Она постучала, решив доложить оппоненту о своем приезде.
— Войдите, — послышался женский голос.
Маша открыла дверь и вошла, тотчас затворив ее, — в коридоре было холодно.
Перед ней, на постели, поджав ноги, сидела молодая, приятной наружности женщина и пересыпала с руки на руку разноцветные бусы. Женщина загадочно улыбалась.
— Простите, я к профессору… — начала Маша нерешительно.
— А почему не ко мне? Я не хуже его плаваю, выплыла же, сами видите. Это я на дне моря достала!
И она подняла горсть бусинок, чтоб дать им скатиться с ладони на неубранную постель. Некоторые стукнули, упав на пол.
Что такое? При чем здесь «плавают»? Или это какие-то условные шутливые слова? Ничего не понять. Сразу видно, не выспалась Маша.
Дверь приоткрылась, и моложавый старик в овчинном тулупчике внес охапку расколотых дров. Он скинул их возле печурки-«буржуйки», стряхнул с себя щепки и кору и только после этого представился. Спросил: