Братья Волф. Трилогия
Шрифт:
Перри отводит нас в сторонку. Говорит медленно и от души. Я никогда не слышал, чтобы он так разговаривал.
— Только одна небольшая проблемка — в последней неделе перед полуфиналом.
Мы с Рубом рассматриваем календарь.
— Видите? — Перри тычет пальцем в «Неделю 14». — Я решил побыть немного сволочью.
Тут я вижу, о чем речь.
И Руб тоже.
— Ну, ты… — комментирую я, потому что вот на странице «Недели 14» в графе легковесов написано «Волф — Волф».
Перри поясняет:
— Извините, парни, но я тут ничего не мог поделать. Если братья дерутся, в этом всегда что-то особое, а я хотел, чтобы последняя неделя перед полуфиналом вышла памятной, — он по-прежнему говорит естественно. По-деловому. — Помните, я говорил, есть слабый шанс, что так получится. Вы сказали: не проблема.
— Ты не можешь подхимичить? — спрашивает Руб. — Переделать?
— Нет — да я и не хочу. Один хороший момент есть: матч будет здесь, дома.
Пожатие плеч.
— Ну что, все честно. — Брат смотрит на меня. — Тебя не смущает, Кэм?
— Да нет.
— Вот и ладно, — подводит черту Перри. — Я знал, что могу на вас рассчитывать.
После сборов Перри, как обычно, предлагает нас подвезти. Его голос мне как молотком по мозгам: мне еще довольно хреново после взбучки.
— Не, — Руб отказывается: — сегодня нет. Думаю, мы лучше прогуляемся. — И спрашивает меня: — Кэм?
— Ладно, чего б нет.
Хотя я думаю: ты, блин, рехнулся? У меня башка, по виду, попала в блендер. Но молчу. Мне кажется, будет здорово прогуляться с Рубом до дому.
— Без вопросов. — Позиция Перри. — Ну, до воскресенья, ребятки?
— Ясное дело.
Прихватив сумки, выходим через заднюю дверь, сегодня здесь никто никого не ждет. Тут нет ни Стеф, ни кого бы то ни было еще. Только город и небо, да облака, что вихрятся в густеющих сумерках.
Дома я прячу свою избитую рожу. У меня фонарь под глазом, опухла скула и порвана губа. Гороховый суп я ем в укромном углу гостиной.
Следующие несколько дней проталкиваются мимо.
Руб отпускает щетину.
Отец, как обычно, в поисках найма.
Сара ходит на работу, а кроме этого — только к подруге Келли, раз-другой в неделю. Домой приходит трезвая, а по средам — с карманом, оттопыренным доплатой за сверхурочные.
Раз приезжает Стив — погладить рубашки.
(— У тебя что, утюга нет? — спрашивает его Руб.
— А как ты думаешь?..
— Похоже, нету.
— Именно. Нету.
— Так, может, пойти да купить, сквалыга ты?
— Ты кого сквалыгой называешь, малый? Как насчет пойти побриться…
— У тебя не хватает на утюг? Выходит, это отдельное житье — не сахар.
— А то, блин. Конечно, не сахар.
Однако штука в том, что вот они ссорятся, Руб со Стивом, а сами постоянно смеются. Сара смеется с кухни, и я ухмыляюсь на свой малолетский манер. Вот занятие, в котором мы спецы.)
Миссис Волф наконец взяла отгул на работе.
А это означает, что у нее есть время заметить заживающие на моем лице раны и синяки. Она загоняет меня в угол на кухне, где я сижу ем хлопья. Я смотрю, как она смотрит на меня.
И выкликает.
Одно слово.
Вот какое:
— Руб!
Негромко. Без паники. Лишь с осознанным нажимом, безоговорочно предполагающим немедленное появление.
— Это тренировки в спортзале? — спрашивает она.
Руб садится на стул.
— Нет.
— Или вы, ребятки, опять тузите друг друга во дворе?
Он признает вранье.
— Да. — Он совершенно спокоен. — Есть такое.
Она только вздыхает и верит нам, и это самое паршивое. Всегда ужасно, если человек тебе верит, а ты знаешь, что не должен бы. И хочется выкрикнуть это ему, сказать, мол, не верь, не надо, чтобы дальше тебе жить с собой чуть полегче.
Но молчишь.
Не хочешь расстраивать.
Не можешь принять себя таким сачком и объяснить, что ты не достоин доверия этого человека.
Не можешь признать, что настолько малодушен.
Дело в том, что мы и впрямь деремся во дворе, но только это тренировка перед настоящими боями. И, в общем, Руб, строго говоря, не соврал, но и правды не сказал.
Но вот-вот. Я чувствую.
Я скоро не выдержу и расскажу ей всё. Про Перри, про матчи, про деньги. Про всё. Меня сейчас останавливает лишь одно — склоненная голова моего брата. Глядя на него, я вижу, что он куда-то движется. Он на каком-то пороге, и я ни за что не смогу взять и захлопнуть перед ним эту дверь.
— Прости, мам.
— Прости, мам.
Простите, миссис Волф.
За все.
Ты еще будешь нами гордиться.
Обязательно.
Так должно быть.
— Вы ж понимаете, — говорит миссис Волф, — мальчики, вы должны друг друга выручать.
На этих словах я понимаю, что вот этим враньем, самое забавное, мы и выручаем друг друга. Но вот ее-то, в конце концов, подводим. От этого нам и не по себе.
— Есть какие успехи с работой? — спрашивает отца Стив.
А я слышу. Они в гостиной разговаривают.
— Неа, не особо.
Я жду, что они начнут старую свару про пособие, но нет. Стив больше не трогает эту тему, ведь он тут больше не живет. Он только делает значительное лицо и прощается. По его глазам я понимаю, что он думает: «Со мной такого не будет никогда. Я не допущу».
В пятницу той недели утро, с виду обычное, таит в себе важное событие.
С утра мы с Рубом на пробежке и возвращаемся почти в семь. Мы, как всегда, одеты в старые фуфайки, треники и кроссы. День одет в небо с тучами-валунами и ярко-синий горизонт. У ворот нас встречает Сара.