Братья Ждер

Садовяну Михаил

— Где его милость постельничий? — спросила тень высоким, тонким голосом.

То была служанка из покоев княгинь. Очевидно, она видела в темноте, как кошка.

— Сейчас придет и постельничий, — спокойно ответил Ждер. — Пусть княгини соблаговолят сесть на коней.

— Это ты, конюший Ионуц?

— Я, — обрадовался Ионуц, не зная, кто именно его спрашивает.

«Вот что значит слава! Всяк тебя знает. Приятная награда, — добавил он про себя, думая о наставлениях постельничего. — Стану и я философом».

— Что ты сказал, конюший Ионуц?

— Я сказал: «Передай княгиням, чтобы они сели на коней».

Обняв незнакомку, Ждер не отпускал ее и чувствовал, что она молча смеется. Но вдруг,

подобно тени, она выскользнула и исчезла в покоях.

Послышался шепот, и вскоре показались два закутанных привидения, которые стали быстро спускаться по ступенькам. Они нагнулись, чтобы разглядеть конюшего. Ждер поклонился и подошел к первой лошади; опустился на одно колено и протянул руку. Одно из привидений, держась за протянутую руку, ступило на его колено и легко поднялось в седло; взметнулось покрывало из тонкой материи.

«Это, должно быть, юная княжна Мария, ибо она спешит», — подумал Ионуц.

Он подставил колено и для другого привидения. На этот раз поступь была более тяжелой. Очевидно, княгиня Войкица.

— Готово? — послышался голос постельничего, незаметно возникшего около лошадей.

— Готово, — ответил Ждер, — можно отправляться.

Неподкованные валашские лошади не цокали копытами по двору крепости. Держа обеих под уздцы, Ждер вывел их через те самые ворота, в которые вошел вместе с постельничим. На этот раз капитан Хулпе не показался. «Капитана Хулпе сейчас распекает гетман», — подумал Ионуц. Ворота за ними закрыл караульный. Конная охрана, снаряженная гетманом, стояла у моста. Когда Ждер вскочил в седло и увидел возле себя постельничего, и то, что впереди снова занимает свое место Ботезату, что Григоре Дода замыкает отряд, а рядом с ним едут оба Кэлимана, его душу наполнила гордость. В эту минуту все его чувства обострились, а тело стало словно легче. Будто какая-то сила подымалась в нем изнутри, сила, которой он столько раз пользовался, часто необдуманно и неосмотрительно. Однако сейчас возле него человек с трезвой головой, человек, ум которого подобен сверкающему алмазу; поэтому Ионуц должен сдерживать свои порывы, доказать, что для него уже прошла пора сумасбродной юности.

— Всадники гетмана получили приказ сопровождать нас до Нямцу, — шепотом пояснил постельничий Штефан. — Стало быть, и гетман полагает, что княгини остановятся в Нямецкой крепости. И шатерничий Мереуцэ в этом уверен. Знает об этом и сотник, под началом которого служат эти всадники. И только один человек может знать, что нам дан приказ остановиться близ Романа, в Новой крепости. И этот человек — побратим твоей милости.

— Понимаю, — ответил Ждер. — Будь уверен, честной постельничий, что я не забываю о грозящей опасности. Есть у меня охотничья собака по кличке Пехливан, и мне приходит на ум, что я чем-то похож на нее. Пехливан никогда не теряет следа ни в дождь, ни в ветер, ни в жару. Как-то раз он гнался за косулей, гнался полдня, не зная устали, и упал, только когда пригнал ее ко мне и косуля рухнула. Точно так и я не успокоюсь, пока не доберемся до Новой крепости.

— Я продолжаю свои размышления, конюший Ионуц, — по-прежнему вполголоса спокойно промолвил постельничий Штефан. — Думаю, что трудной окажется не эта ночь. На рассвете мы прибудем в Нямцу. Трудно нам будет, когда мы выедем из Нямцу. Едва наступят сумерки, пыркэлаб Арборе узнает, что княжеские гости были у него всего лишь один день. В течение четверти часа княгини соберутся, выедут из крепости и отправятся в путь. Мы не возьмем с собою охрану, как брали в Сучаве, ведь на то не было повеления, да и лошади Нямецкой крепости пасутся на лугах. И желательно, чтобы в Нямцу не знали, как не знают и в Сучаве, где будет последний привал моих повелительниц. Мы и сами не знаем, остановятся ли они в Новой крепости. Так

что тронемся побыстрее. И чем меньше нас будет, тем лучше. Нас двое; слуги наши немы; Самойлэ и Онофрей — как скалы. Мы исполняем приказ нашего повелителя, я обо всем держал совет с отцом Амфилохие и просил его преподобие заверить господаря, что после того, как мы прибудем в Новую крепость, и я, и твоя милость забудем обо всем и никогда ни о чем не вспомним.

— Но, честной постельничий, кое-кто еще знает об этом. Правда, отец Никодим не проговорится.

Постельничий сжал руку Ждера:

— Да, да, знает об этом еще и Алексэндрел-водэ. А как он узнал, не могу догадаться; тем не менее он знает, и опасность возникнет тогда, когда наш маленький отряд выйдет на Романский шлях.

— Этого-то я и опасался, честной постельничий Штефан, — притворно вздохнул Ждер. — А Романский шлях к тому же проходит поблизости от Бакэу, где находится двор княжича. У Тупилаць надо переправиться через Молдову-реку на пароме, потом будут овраг в бору и крутой склон у большой дороги за Боурень и другие известные мне опасные места. Дай бог, чтобы опасность возникла именно в тех местах, которые знаю я да мой брат, монах Никодим. Ближе к горам дороги в Верхней Молдове становятся лучше, есть и старый путь из Баи, тот, что тянется слева от Молдовы по холмам. Эта дорога, проложенная по приказу господаря, вымощена и всегда содержится в порядке. Ехать по ней удобно, можно видеть и воды Молдовы, и горы. Не успеешь выехать из Баи, как глядишь — через несколько часов ты уже в Романе.

После двух часов быстрой езды всадники выехали на эту дорогу. Женщины за все время не проронили ни звука, не откидывали покрывал. Для валашских лошадей они были легкой ношей, кони оставались сухими, даже когда поднялись на вершину горы. На перевале подул более резкий ветер.

Луна еще не взошла, по небу рассыпались мириады звезд. Млечный Путь был словно окутан светящимся туманом. Под мерцающим небосводом смутно различались дали. Ждер, которому были хорошо знакомы эти места, узнал видневшийся справа господарский город Баю.

Здесь решено было сделать привал на четверть часа. Ждер и постельничий подошли к женщинам. Помогли им спешиться. Всадницы безропотно подчинились. Как только путники сели на траву, они сразу почувствовали аромат желтого донника. Постельничий Штефан достал из седельной сумки кувшинчик со сладким напитком и две лепешки. Кувшинчик он нес в правой руке, а лепешки — на полотенце, в левой. Княжна отказалась и от питья и от еды. Княгиня едва прикоснулась к хлебу.

— Княжне не терпится ехать, — шепнул Ждер своему товарищу.

В это время на дороге показалась тень всадника. Это был Георге Ботезату, и Ждер поспешил ему навстречу. Татарин что-то сказал ему шепотом, Ионуц тотчас отвел постельничего в сторону и передал ему полученную весть. Подойдя к начальнику гетманской стражи, постельничий приказал им ехать обратно и передать его милости гетману благодарность и пожелание здоровья.

Всадники снялись с места, и вскоре топот скачущих коней слышался уже издалека.

Женщинам вновь помогли сесть на коней. Потихоньку тронулись. На развилке дорог у Рышки постельничий Штефан и Ждер увидели спешившегося Ботезату. Рядом с ним стоял стройный горец в короткой сермяге и в кушме.

— Мне велено отцом Никодимом, — сказал он, — передать твоей милости, конюший Ионуц, что дорога на Нямцу закрыта. Я жду здесь со вчерашнего вечера.

— Понятно, — ответил Ждер.

— И еще мне приказано ехать впереди ваших милостей до Кристешть. Оттуда я отправлюсь по своим делам.

— Хорошо. Поезжай вперед, — приказал Ионуц.

Горец вскочил в седло и поскакал по тропинке, вьющейся среди лугов.

В это время небо над высокими холмами посветлело. Всходил месяц.