Братья
Шрифт:
– Серому косточки?
Про Серого никто знать не должен. Серого ищут. Злате стало не по себе.
– Сами едим. Суп варим.
– Меня зовут тетя Шура, - сказала женщина. Голос у нее был тихий и приятный.
– Людей, которые меня послали, ты не знаешь. Кроме Василя Долевича. А Серый у Пантелея Романовича спрятан. Видишь, я все знаю. Даже знаю, что вы с Василем пожениться собираетесь, когда фашистов прогоним.
Уж этого никто, кроме Василя, знать не мог! Значит, Василь ей сказал. Значит, она действительно из леса, от Василя.
– Дело
– Вижу. Она на кухню заходит каждый день.
– Разговариваете?
– Так… Здрасте - до свидания. Она же хозяйка, а я посудомойка.
– А ведь она тебя зимой выручила, когда офицерик об кровать стукнулся.
– Вы и это знаете?
– удивилась Злата.
– Теперь ее выручать надо. Служба безопасности у нее на шее петлю стягивает. Уходить ей надо из города, а за ней хвосты ходят, шпики, - пояснила тетя Шура.
– И Павлик в Берлине.
– Понимаю.
– Хорошо, что понимаешь. Партизаны разработали план. Найди возможность пересказать его Гертруде Иоганновне. Это очень важно. Очень.
– Понимаю, - одними губами прошептала Злата.
Они еще долго сидели за столом в темной кухне и шептались.
А после того как тетя Шура ушла в ночь, Злата долго еще не могла уснуть. Многое открылось ей. Она по-новому увидела Гертруду Иоганновну. Они были несправедливы к ней. Они в душе ненавидели ее. Она была для них немкой, хозяйкой гостиницы. И с Петькой и Павликом они перестали дружить, сыновьями немки, которая пошла работать к фрицам. Даже то, что она выручила тогда ее и Шанце, было не в счет. Она выручала себя. Ей было бы плохо без повара. И она не хотела скандала.
Завтра она найдет возможность поговорить с Гертрудой Иоганновной наедине. Так, чтобы ни одна живая душа не узнала об этом.
Но поговорить наедине с Гертрудой Иоганновной ей не пришлось. Она успела только шепнуть ей:
– Вам привет от Алексея Павловича. Он просил починить замок его чемодана.
Она видела, как ресницы Гертруды Иоганновны дрогнули.
– Шанце, давайте посмотрим меню. И выясним, что у нас с посудой.
– Гертруда Иоганновна сказала это повару по-немецки. Злата ничего не поняла. Они ушли в каморку повара.
Вот тебе раз! Может, она сказала что-нибудь не так? Да нет, точно, как велела тетя Шура. Злата растерялась, но тут ее позвал Шанце. Она пошла в его каморку. Гертруда Иоганновна сидела у стола. Шанце прислонился к двери.
– Что ты должна мне сказать?
– спросила Гертруда Иоганновна по-русски.
Злата покосилась на Шанце.
– Можешь при нем. Его не надо бояться.
Злата начала сбивчиво передавать все, что говорила ей тетя Шура.
– Не торопись, Злата. Еще раз, - попросила Гертруда Иоганновна.
Она слушала молча, опустив веки. Только один раз задала уточняющий вопрос.
– Спасибо, Злата. Вы все ошень хорошие люди, ошень храбрый народ. Передай, я все сделаю. Если только полушится.
Она поцеловала Злату в лоб. Шанце открыл дверь.
– Если так будет продолжаться дальше, я буду разорен! Конечно, тарелки это всего пфенниги. Но из пфенниги складываются марки! У меня не так много марки, чтобы кидать пфенниги!
– Лицо Гертруды Иоганновны пылало яростью. Она вышла, ни на кого не глядя. Поварихи испуганно проводили ее взглядами.
– Попало тебе, Злата!… - пожалела одна из них девочку.
– А ну ее!
– воскликнула та и залилась слезами.
– Вечно… придирается… - Она плакала по-настоящему, слезы лились по щекам и приносили облегчение. Она передала все, что велели. Она спасала Гертруду Иоганновну. Фрау Копф. Нет, товарища Лужину.
Гертруда Иоганновна заболела. Второй день лежала с мокрым полотенцем на голове. Пила крепкий кофе, от которого сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Киндер лежал возле кровати. Пахло лекарствами. Шанце ходил печальный, нос его свешивался на подбородок.
Штандартенфюрер счел нужным нанести больной визит.
Он пришел днем, в предобеденное время. Петр подвинул кресло к кровати.
– Чем это пахнет?
– Мятные капли, - ответила Гертруда Иоганновна.
– Помогает?
– Ах, господин Витенберг, я так устала с этим ремонтом, с продуктами. Ведь раньше о продуктах заботился доктор Доппель. А теперь все свалилось на меня. А я всего-навсего слабая женщина. Когда я работала в цирке, упала с лошади. Расшиблась. И с тех пор бывают эти ужасные приступы головной боли.
– Но что-то должно помогать, фрау Копф?
– Только воздух. Я задыхаюсь в этом каменном мешке. Между нами, я ненавижу город. После победы я куплю домик в деревне и буду разводить цветы. Фюрер очень любит цветы. Ах, голова просто раскалывается! В прошлый раз, когда у меня разболелась голова, обер-лейтенант фон Ленц, друг покойного штурмбанфюрера, вывез нас на природу, к речке. Ах, какая это была чудесная прогулка! Я чувствовала, как силы вливаются в меня! Мальчики наловили рыбы, мы сварили уху. Это был незабываемый день!
– Вы хотите, чтобы я вас вывез к речке?
– улыбнулся Витенберг.
– Что вы, господин Витенберг! Без вас тут весь город разнесут!
– Она поднялась на локте, внезапно ей пришла в голову отличная мысль.
– Послушайте, господин Витенберг, хотите сделать доброе дело, дайте мне машину на денек. Мы с Петером съездим к речке, на то же место. Грибы!… Любите грибы в сметане?
– Гм… Не очень. Впрочем, редко доводилось есть грибы, да еще в сметане.
– О-о!… Шанце большой спец по грибам! Ей-богу, господин Витенберг. Ведь есть же у вас сердце! Дадите нам пару солдат, таких, что разбираются в грибах. Петер захватит удочки. Дорогу я помню.