Браво-Два-Ноль
Шрифт:
Его слова заставили меня почувствовать себя полным дерьмом. Меня снова начал мучить вопрос, правильно ли я все-таки поступил? К чему все это приведет? Будут ли меня использовать и дальше? Покажут ли меня по телевизору со словами: «Английский парень, который нам помог»? Я представил себе Вьетнам, людей, которым досталось в плену, а затем и по возвращении домой. Их заклеймили «предателями» те, кто не имел никакого представления о тех обстоятельствах, в которых произошло так называемое «предательство».
Однако сейчас «Ричард Прайор» говорил мне о том, что отныне мы с ним лучшие друзья, и выслушивать это было очень тяжело.
— Молодец, Энди. Очень хорошо. Ты поступил совершенно правильно.
Я чувствовал, что был прав, отнесясь к угрозам иракцев серьезно. Учитывая то, как они с нами обращались, нельзя было исключать, что они убьют тех, кто попал в госпиталь. В конце концов они целых десять лет занимались подобными вещами.
— Хочешь сигарету?
— Спасибо, я не курю. Но вот мой друг Динджер курит.
— Быть может, как-нибудь мы угостим его сигаретой.
— Теперь, когда я вам все рассказал, нельзя ли нам получить обратно нашу одежду и немного согреться? Мы очень замерзли.
— Да, с этим не будет никаких проблем, потому что теперь мы друзья. Теперь ты можешь возвращаться в свою камеру, Энди, и, хочется надеяться, все будет хорошо. А мы тем временем проверим твой рассказ.
Мне снова завязали глаза и сковали руки, после чего меня отвели обратно в камеру.
Полчаса спустя охранники вернулись, сняли с меня повязку и наручники и швырнули одежду. Однако они еще не успели вдоволь наиграться со мной. Когда я стал одеваться, охранники меня толкали и валили с ног.
Я проснулся, ломая голову над тем, правильно ли поступил. Я лежал в том же самом углу, что и прежде. Похоже, человек стремится возвращаться в одно и то же место, вероятно, потому что это позволяет ему чувствовать себя более защищенным.
В камеру вошли охранники, а вместе с ними старший сержант. Он говорил по-английски очень прилично.
— Ах, Энди, Энди. Наш друг Энди, — прочавкал он ртом, набитым фисташками. — Меня зовут мистер Джихад.
Сержант сплюнул на пол скорлупу.
— Доброе утро, мистер Джихад. — Я понимал, что его зовут не так, но решил ему подыграть.
— Отрадно видеть, что тебе вернули одежду и ты чувствуешь себя лучше. Ты ведь чувствуешь себя лучше?
— Да.
— К сожалению, мы не можем оказать тебе медицинскую помощь, потому что у нас самих ее нет в достаточном количестве. Наши дети гибнут под вашими бомбами, и мы должны в первую очередь помогать им. Надеюсь, ты это понимаешь.
— Разумеется, я все понимаю.
— Во всем виноваты Буш, Тэтчер и Мейджор. Они не пускают к нам в страну лекарства и медикаменты. Но сегодня утром мы тебя накормим. Ты хочешь есть?
— Огромное спасибо, я бы с большим удовольствием чего-нибудь поел.
Охранники принесли воду и дюймовый кубик маргарина в бумажной обертке. Развернув маргарин, я принялся есть.
— Да, Энди, насчет побега. Ты здесь уже давно. Быть может, у тебя появляются мысли о побеге. Бежать отсюда бесполезно, тебе будет только хуже. Ты находишься в Багдаде. Бежать тебе некуда. И ведь мы теперь друзья, Энди, разве не так?
Я молча кивнул, жуя жирный маргарин.
— Позволь показать тебе, что происходит, когда заключенный пытается бежать. — Задрав штанину, мистер Джихад продемонстрировал мне страшный шрам. — В молодости я шесть месяцев провел в иранской тюрьме. Мы с другом попробовали бежать. Нам удалось уйти, но на следующий день нас схватили. Нас привели обратно в лагерь и решили на нашем примере преподать всем урок. Нас положили на землю лицом вниз, над нами встали два солдата с винтовками и штыками пригвоздили через колено к земле. Выбили нам коленные чашечки. Энди, если ты попытаешься бежать, я вынужден буду поступить с тобой так же.
Я не собирался никуда бежать. Я с трудом держался на ногах.
Я улыбнулся.
— Я лишь хочу вернуться домой, к родным.
— Знаешь, Энди, в этой камере очень грязно. Быть может, вы и живете в таких условиях, но мы, мусульмане, очень чистоплотны. Ты уберешь в камере.
— Как?
— Своими руками, Энди. Итак, наведи чистоту у себя в камере. Мы терпеть не можем грязь.
Мистер Джихад стоял и смотрел, как я, опустившись на четвереньки, ладонью сгребаю собственное дерьмо в кучку. Затем он дал мне два куска картона, я положил весь мусор на картон, и охранники ушли.
Осмотрев стены, я обнаружил на них свежие пятна крови. Это была моя кровь. По крайней мере я что-то добавил к оформлению этой камеры.
Меня начинала мучить тревога. Что будет дальше? Нас переведут в другое место? Или мы останемся здесь?
«Ричард Прайор» сказал:
— Англия — хорошая страна. Я там был пятнадцать лет назад. Учился в колледже в Лондоне. Я очень хорошо знаю Лондон. Быть может, когда-нибудь ты вернешься домой.
Да, быть может.
ГЛАВА 12
Шестого февраля ближе к вечеру охранники снова вошли в камеру. Мне завязали глаза и надели наручники. Меня подхватили под руки, поднимая с пола, и я решил, что предстоит еще один допрос. Мы вышли в коридор и направились привычным путем, но затем в одном месте свернули в другую сторону, и я почувствовал, что меня запихивают в кузов машины.
Я наклонился вперед и опустил голову вниз, чтобы ослабить давление на руки. В машине было тепло и уютно, с улицы доносилось пение птиц. Погода стояла восхитительная. Меня переполнял страх.
Машина оказалась большой. Судя по всему, старая, американского производства: у янки все машины большие.
— Если ты попробуешь бежать, — произнес чей-то голос, — мы убьем остальных двоих. А если попытаются бежать они, мы убьем тебя. Так что, как видишь, это бесполезно.
Означало ли это, что Динджера и Стэна везут вместе со мной? Я ждал, что в машину посадят еще кого-нибудь, но этого не произошло. Обе двери были закрыты. Я был сзади один. Спереди находились двое, и оба прекрасно говорили по-английски.