Брайтон-Бич опера

Зернов Леонид

Откуда Максим узнал о приезде Илюши, я понятия не имею, но мне совершенно точно известно, что они не общаются уже давно, да и никогда, по сути дела, не общались по-человечески. Когда Илюше было пять лет, его отец ушел из семьи. Максим был его сыном от второго брака, оказавшегося гораздо более удачным и счастливым, чем первый. Их отец упорно пытался подружить своих сыновей, но из этого никогда ничего не получалось. Во-первых, они были слишком разными, а во-вторых, Илюше не доставляло никакого удовольствия ни приходить в новый дом отца, ни возвращаться оттуда к своей маме, которая замуж больше так и не вышла. Я пару раз видел Максима на таких семейных торжествах, куда обязательно надо было пригласить даже тех, кого видеть на самом деле никто нe хотел. Он всегда был крупным ребенком и уже чуть

лн не к двадцати годам вымахал в высокого, полного, жовиального мужика — большого любителя водки, прекрасного пола, преферанса и анекдотов. Естественно, отношение Илюши к исму с годами не улучшилось, и даже о том, что Максим, закончив Первый медицинский, уехал в Америку, рассказал ему я. В то время русских в Нью-Йорке было ещё относительно немного, и почти все друг друга так или иначе знали. Вот и мы как-то встретились с Максимом у общих знакомых. Договорились созвониться, но, конечно, так и не сделали этого. Из периодически попадающихся мне на страницах русских газет рекламных объявлений я узнавал о том, что его врачебная практика постоянно расширястся, но больше мы ни разу не пересекались. В один из моих приездов в Москву я рассказал Илье об успехах его сводного брата, но он только поморщился. А когда они уже собрались уезжать и я спросил, надо ли предупредить Максима, Илюша специфически попросил меня этого не делать, сказав, что никакого желания видеть данного родственника у него нет. Но над тем, откуда же при таком раскладе Максим в аэропорту нарисовался, я подумать ие успеваю: как раз в этот момент он замечает нас с Татьяной и начинает кричать, бурно размахивая руками:

— Ребята! Здорово! Идите сюда.

Выхода у нас нет, и мы покорно направляемся в его сторону.

— Теперь Илюша подумает, что это мы его сюда пригласили, — говорю я Татьяне.

— А разве это не так? — говорит она.

— Ты что? Я даже телефона его не знаю, — говорю я.

Тут я как раз попадаю в могучие объятия Максима.

— Ну, вы совсем пропали, — говорит он, стискивая меня так, что я начинаю ощущать каждую косточку моего позвоночника. — Как дела?

— Да нормально всё. — Я пытаюсь высвободиться и вдруг вижу Илью.

Толкая перед собой тележку с огромными чемоданами, он появляется из автоматических дверей и растерянно оглядывается по сторонам. За его спиной виднеется и всё остальное семейство.

— Вон они, — говорю я Максиму.

Он разжимает свои огромные руки и оборачивается.

— Уже? — говорит он. — Так быстро таможню проскочили?

Отпустив меня, он начинает махать руками, пытаясь привлечь внимание Ильи, а когда ему это удаётся, делает знак людям с цветами и воздушными шариками в руках, и все они с радостными возгласами бросаются к новоприбывшим. Сказать, что Илья ошарашен такой встречей, — это не сказать ничего. А тут ещё и оркестрик начинает громко играть какой-то бравурный марш, постепенно переходящий в американский гимн. Илью, Нину и их сыновей тащат в нашу сторону, и в конце концов Максим разом обнимает их обоих. Он, кажется, действительно взволнован, потому что даже не находит слов — просто стискивает их обоих в своих медвежьих объятиях и бурчит что-то совершенно нечленораздельное.

— Кто все эти люди? — говорит Илья.

— Друзья мои. Коллеги по работе. Соседи, — отвечает Максим, как мне кажется, чуть ли не сквозь слёзы. — Я так хотел встретить тебя по-человечески. Чтобы приезд в Америку запомнился тебе навсегда.

Оркестрик переходит на новую мелодию. Играя все громче и громче, музыканты начинают петь:

— While the storm clouds gather far across the sea, let us swear allegiance to a land that’s free. Let us all be grateful for a land so fair, as we raise our voices in a solemn prayer.[5]

Илья недоумённо глядит на меня, a я только пожимаю плечами.

— God Bless America. Land that I love, — поют музыканты. — Stand beside her, and guide her through the night with a light from above.

Илюша пытается освободиться из объятий своего своднoro брата. Совершенно очевидно, что происходящее не доставляет ему никакого удовольствия, но в конце концов он вынужден смириться. Мы с Татьяной обнимаем и расцеловываем Нину, Диму и Сашу. За те несколько лет, что мы их не видели, Илюшины сыновья сильно изменились. Дима стал ещё больше похож на отца, а у младшего остались ярко выраженные Нинины черты.

Откуда-то из толпы Максим вытягивает за руку своего сына Пашу.

— Смотри, какой вымахал, — говорит он Илье. — Его теперь Пол зовут. Узнаешь?

— Как я могу его узнать? — говорит Илья. — Когда вы уезжали, он был ещё совсем ребёнком.

— Когда мы уезжали, я сам был ещё совсем ребёнком, — смеётся Максим, и его заразительный смех окончательно разбивает лёд. По крайней мере, Илюша в первый раз за все это время улыбается.

— From the mountains, to the prairies, — все громче поют музыканты. — То the oceans, white with foam God bless America — my home sweet home.

— Ну что? Все едем к нам, — говорит Максим.

— Мы им квартиру сняли. Там готово всё, — говорю я.

— Слышать ничего не хочу, — говорит Максим. — Что у вас там может быть готово? Это у нас всё готово. Оленька неделю готовилась. И я тоже. Три дня уже не ел.

Он опять смеется, а я смотрю на Илью и развожу руками. Бороться с Максимом бессмысленно, и мы оба прекрасно это понимаем.

— God Bless America, land that I love, — поют музыканты. — Stand beside her, and guide her, through the night with the light from above.

Максим подхватывает в охапку обоих Илюшиных сыновей и тащит их к выходу. Мы все покорно следуем за ним, а оркестрик наяривает уже в полную, совершенно оглушительную силу:

— From the mountains, to the prairies, to the ocean, white with foam, God bless America, my home sweet home. God bless America, my home sweet home.

У Максима огромный, роскошный дом нa Манхэттен-Бич, и он, похоже, действительно всерьёз готовился к встрече Ильи. Стол, в центре которого стоят две огромные хрустальные вазы с цветами, ломится от еды и выпивки, что моментально примиряет меня со всем случившимся сегодня. Алика, естественно, тоже. Он даже где-то умудрился раздобыть себе фужер и пьяным голосом все время извиняется передо мной за то, что не нашел второго — для меня. Но мне фужер и не нужен. Судя по тому, как строго смотрит на меня Татьяна, мне уже и от рюмок стоит держаться подальше.

Дима, старший Илюшин сын, подводит ко мне какого-то высокого темноволосого парня и говорит:

— Дядя Лёша, познакомься. Это Игорь Леваев. Мы с ним вместе в самолете летели. Его жена не встретила. Американская. Можно, он с нами немного побудет? С родителями я договорился уже, но они сказали, что надо у тебя спросить.

— Как это не встретила? — говорю я.

— Да так, — ухмыляется Игорь. — Забыла, наверное.

— Hy так что? — говорит Дима. — Можно ему с нами?

— Естественно, — отвечаю я, и в этот момент Максим поднимается из-за стола и начинает стучать ножом по своему бокалу, требуя всеобщего внимания. Когда голоса в комнате наконец смолкают, он говорит, стараясь сделать свой голос как можно более торжественным:

— Сегодия у нас большой день. Сегодня мы встречаем моего брата на американской земле. Илюша, ты же знаешь: несмотря ни на что, роднее и ближе тебя у меня никого нет. И я хочу сказать тебе: добро пожаловать в Америку! Это великая и щедрая страна, перед которой мы все в долгу. По большому счёту, мы вообще все — неоплатные должники. От рождения и до самой могилы. А уж я-то точно всем обязан — и стране этой, и моей жене и сыну, которые меня всегда в трудные минуты поддерживали, и друзьям моим, которых ты сейчас видишь здесь. И я хотел хоть как-то мои должки погасить, встретив тебя так… Ну, как могу, в общем. Как и должен, кстати, по всем законам и понятиям. Впрочем, речь не об этом. Речь о стране, которая принимает нас всех и дает нам возможность реализовать все наши мечты. Я надеюсь, что ты здесь будешь счастлив. Нет, я уверен, что ты здесь будешь счастлив. Совершенно уверен. На все сто. Давай! За тебя! За Америку! За то, чтобы на нас никаких долгов не осталось!