Брайтонский леденец

Грин Грэм

***

Малыш лежал на постели. Чашка кофе стыла на умывальнике, постель была усыпана крошками от печенья. Он лизнул химический карандаш, углы его губ были выпачканы лиловым. Он написал: «Учтите наши предупреждения в моем последнем письме», – и в конце поставил: «П.Браун, секретарь. Защита букмекеров»." На умывальнике лежал конверт, адресованный мистеру Дж.Тейту; угол конверта был залит кофе. Окончив писать, Малыш опять положил голову на подушку и закрыл глаза. Он тотчас же заснул, как будто щелкнул затвор экспонометра

при фотосъемке. У него не было сновидений. Сон его был просто отправлением физической потребности. Когда Дэллоу открыл дверь, он сразу проснулся.

– Ну? – спросил он, лежа неподвижно, совершенно одетый, среди крошек печенья.

– Тебе письмо, Пинки. Джуди принесла его наверх.

Малыш взял письмо.

– Какое шикарное письмо, Пинки, – заметил Дэллоу. – Понюхай его.

Малыш поднес к носу розоватый конверт. Он пах, как драже для освежения дыхания.

– Ты что, не можешь отшить эту шлюху? – спросил Малыш. – Если Билли узнает…

– Кто мог написать такое шикарное письмо. Пинки?

– Коллеони. Он хочет, чтобы я зашел поговорить с ним в «Космополитен».

– В «Космополитен», – с отвращением повторил Дэллоу. – Ты ведь не пойдешь, правда?

– Конечно, пойду.

– Не такое это место, где чувствуешь себя как дома.

– Шикарное, как его почтовая бумага, – заметил Малыш. – Стоит кучу денег. Он думает припугнуть меня.

– Может быть, нам лучше оставить Тейта в покое.

– Снеси мой пиджак вниз к Биллу. Скажи ему, чтобы он почистил его и отутюжил. Вычисти мне ботинки. – Он вытолкнул их ногой из-под кровати и сел. – Он хочет посмеяться над нами. – Малыш видел себя в зеркале, наклонно висящем над умывальником, но быстро отвел взгляд от отражения своих гладких, еще не знавших бритвы, щек, мягких волос, стариковских глаз; все это его не интересовало. Гордость не позволяла ему заботиться о своей внешности.

Поэтому он был совершенно спокоен и уверен в себе, когда немного спустя ждал Коллеони под куполом большого, освещенного сверху вестибюля; мимо него проходили молодые люди в свободных спортивных пальто, в сопровождении маленьких накрашенных существ, которые звенели, как хрусталь, когда до них дотрагивались, но казались острыми и жесткими, как жесть. Они ни на кого не смотрели, проносясь через вестибюль так же, как они проносились в гоночных машинах по Брайтон-роуд, заканчивающейся для них высокими стульями Американского бара в «Космополитене». Из лифта вышла тучная женщина в белых песцах; она посмотрела на Малыша, потом снова вошла в лифт и грузно поднялась наверх. Какая-то маленькая еврейка повертелась вокруг Малыша с вызывающим видом, затем села на диванчик и вместе с другой, такой же маленькой еврейкой, стала обсуждать его внешность. Мистер Коллеони шел к нему через целый акр пушистого ковра из гостиной в стиле Людовика XVI, ступая на носки своих лакированных ботинок.

Коллеони, еврей небольшого роста, с аккуратным круглым животиком, был одет в серый двубортный пиджак; глаза его поблескивали, как изюминки. Волосы у него были жесткие и седые. Шлюхи на диванчике перестали болтать, когда он проходил, и внимательно на него посмотрели. При каждом его шаге слышалось легкое позвякивание – единственный звук в царившей вокруг тишине.

– Вы меня спрашивали? – сказал он.

– Это вы меня спрашивали, – ответил Малыш. – Я получил ваше письмо.

– Но, конечно, вы не мистер П.Браун? – спросил он, легким, растерянным движением разведя руки, и объяснил: – Я ожидал увидеть кого-нибудь гораздо старше.

– Вы хотели видеть меня, – повторил Малыш.

Глазки-изюминки окинули его взглядом: отпаренный костюм, узкие плечи, дешевые черные башмаки.

– Я думал, мистер Кайт…

– Кайт умер, – сказал Малыш, – вы же знаете.

– Я упустил это из вида, – ответил мистер Коллеони. – Ну, конечно, тогда дело другое…

– Вы можете говорить со мной вместо Кайта, – сказал Малыш.

Мистер Коллеони усмехнулся.

– Вряд ли это необходимо, – ответил он.

– А стоило бы, – возразил Малыш.

Из Американского бара доносились негромкие взрывы смеха и – динь, динь, динь – позвякивал лед. На пороге кабинета в стиле Людовика XVI появился мальчик-рассыльный. «Сэр Джозеф Монтегью, сэр Джозеф Монтегью», – прокричал он и прошел в маленькую гостиную в стиле Помпадур. Мокрое пятно около нагрудного кармана Малыша, куда не попал утюг Билли, медленно испарялось в теплом воздухе «Космополитена».

Мистер Коллеони вынул руку из кармана и быстро похлопал Малыша по плечу.

– Пойдемте со мной, – сказал он.

Он шел впереди, ступая на носки своих лакированных ботинок, мимо диванчика, где шептались маленькие еврейки, мимо столика, у которого какой-то человек говорил: «Я сказал ему, что не дам больше десяти тысяч», мимо старика, сидевшего с закрытыми глазами над остывающей чашкой чая. Мистер Коллеони посмотрел на него через плечо и любезно сказал:

– Обслуживание здесь уже не то, что было прежде.

Он заглянул в кабинет в стиле Людовика XVI. Там, среди множества китайских безделушек, женщина в розовом, со старомодной тиарой на голове, писала письмо. Мистер Коллеони не стал входить.

– Мы пойдем в такое место, где можно поговорить спокойно, – сказал он и, повернув обратно, все так же на цыпочках прошел через холл.

Старик уже открыл глаза и пробовал пальцем свой чай. Мистер Коллеони направился к позолоченной решетке лифта.

– Номер пятнадцатый, – сказал он. Они, словно ангелы, стали возноситься вверх, к тишине и покою. – Хотите сигару? – спросил мистер Коллеони.

– Я не курю, – ответил Малыш.

Снизу, из Американского бара, донесся последний взрыв смеха, послышался последний слог имени, произнесенного мальчиком-рассыльным, вернувшимся из маленькой гостиной в стиле Помпадур: «…гью». Дверцы лифта раздвинулись, и они очутились в обитом чем-то мягким, непроницаемом для звука коридоре. Мистер Коллеони остановился и закурил сигару.

– Разрешите взглянуть на вашу зажигалку, – сказал Малыш.

Маленькие острые глазки мистера Коллеони тускло поблескивали в рассеянном электрическом свете невидимых ламп. Он подал Малышу зажигалку. Тот повертел ее и посмотрел на пробу.

– Настоящее золото, – сказал он.

– Я люблю хорошие вещи, – ответил мистер Коллеони, отпирая дверь. – Присаживайтесь.

Кресла, величественные троны, обитые красным бархатом, украшенные коронами из золотого и серебряного шитья, стояли напротив широких окон, выходивших на море, и балкончиков с чугунными решетками.