Брайтонский леденец
Шрифт:
– Ну, катись, – сказал он Спайсеру. – Она пришла.
– Ох, я опоздала, – проговорила Роз. – Всю дорогу бежала. Я думала, вы подумаете…
– Я бы подождал, – сказал Малыш.
– Ужасный был вечер сегодня в кафе, – продолжала девушка. – Все шло из рук вон плохо. Я разбила две тарелки. И сливки прокисли. – Все это она выпалила одним духом. – Кто этот ваш приятель? – спросила она, глядя в темноту.
– Неважно, – ответил Малыш.
– Я почему-то подумала… Как следует не рассмотрела, но…
– Неважно, – повторил
– Что мы будем делать?
– Ну что ж, я думаю, сначала немного поболтаем здесь, – ответил Малыш, – а потом сходим куда-нибудь… К Шерри? Мне все равно.
– Я бы очень хотела к Шерри, – сказала Роз.
– Вы уже получили деньги за ту карточку?
– Да. Получила сегодня утром.
– Никто не приходил к вам и ни о чем не расспрашивал?
– Нет, нет. Но какой ужас, что он умер таким образом! Правда?
– Вы видели его фото?
Роз подошла вплотную к перилам и подняла бледное личико к Малышу.
– Да ведь это был не он. Вот чего я не понимаю.
– Люди часто иначе выглядят на фотографиях.
– У меня хорошая память на лица. Это был не он. Они, наверное, плутуют. Газетам нельзя верить.
– Идите сюда, – сказал Малыш. Он отвел ее за угол, подальше от музыки, в еще более уединенное место, где молния на горизонте и гром казались еще ближе. – Вы мне нравитесь, – продолжал он, и неуверенная улыбка искривила его губы, – и я хочу предупредить вас. Этот парень, Хейл, я о нем кое-что слышал. Он был замешан в разные дела.
– В какие дела? – прошептала Роз.
– Неважно, в какие. Я только хочу предупредить вас для вашей же пользы… Вы получили деньги… На вашем месте я забыл бы об этом, забыл бы все об этом парне, который оставил карточку. Он умер, правильно? Вы получили деньги. И дело с концом.
– Все это правильно, – проговорила Роз.
– Можете называть меня Пинки, если хотите. Мои друзья так меня называют.
– Пинки, – робко повторила Роз, и в тот же миг удар грома разразился у них над головой.
– Вы читали о Пэгги Бэрон?
– Нет, Пинки.
– Это было во всех газетах.
– Я не читала никаких газет, пока не получила эту работу. Дома мы не могли выписывать газеты.
– Она связалась с одной шайкой, и к ней потом приходили разные люди и допытывались. Это опасно.
– Я бы никогда не стала связываться с такой шайкой, – сказала Роз.
– Иногда это не от нас зависит. Просто так получается.
– А что с ней произошло?
– Испортили ей физиономию. Она потеряла один глаз. Плеснули ей в лицо серной кислотой.
Роз прошептала:
– Серной кислотой? Что такое серная кислота? – И молния осветила деревянную смоляную сваю, разбивающуюся об нее волну и ее бледное, худенькое, испуганное лицо.
– Вы никогда не видели серной кислоты? – спросил Малыш, усмехаясь в темноте. Он показал ей маленькую склянку. – Вот серная кислота. – Он вытащил пробку и налил немного на деревянную обшивку мола; кислота зашипела и задымилась. – Она горит, – сказал Малыш. – Понюхай. – И он поднес склянку к ее носу.
Задыхаясь, она прошептала:
– Пинки, вы ведь не хотите…
– Я тебя разыграл, – ловко солгал он. – Это не серная кислота, это просто спирт. Я хотел предостеречь тебя, вот и все. Мы с тобой подружимся. А я не хочу, чтобы у моей подружки было обожженное лицо. Ты мне скажешь, если кто-нибудь станет расспрашивать тебя. Кто бы то ни был. Запомни. Сразу же звякни в пансион Билли. Три шестерки. Легко запомнить.
Он взял ее под руку и повел прочь с пустынного края мола назад, мимо освещенного концертного зала, сквозь музыку, несущуюся к берегу, наводящую на него щемящую тоску.
– Пинки, – сказала она, – я не хочу ни во что вмешиваться. Я никогда не вмешиваюсь ни в какие дела. Я никогда не была любопытной. Вот вам крест.
– Ты хорошая девочка, – сказал он.
– Вы ужасно много знаете обо всем, Пинки, – воскликнула она со страхом и восхищением. И вдруг, когда оркестр заиграл избитый лирический мотив: «Прелестна на взгляд, так сладко обнять и небо само…», яд злобы и ненависти подступил к губам Малыша.
– Приходится много знать, а то пропадешь. Пошли, сходим к Шерри.
Как только они сошли с мола, им пришлось пуститься бегом: такси окатывали их водой; гирлянды цветных лампочек вдоль набережной Хоува светили тускло, как керосиновые лампы, сквозь пелену дождя. Они отряхнулись, как собаки, в нижнем зале кафе Шерри, и Роз увидела, что на лестнице, ведущей на галерею, стоит очередь.
– Здесь полно, – разочарованно сказала она.
– Ну что ж, останемся внизу, – ответил Малыш и так непринужденно заплатил три шиллинга, как будто был здесь завсегдатаем.
Они прошли мимо столиков, где сидели девушки с яркими, отливающими металлическим блеском, волосами, с маленькими черными сумочками в руках – платные партнерши, ожидавшие приглашения. Горели цветные фонарики: зеленые, розовые и синие.
– Как здесь чудесно, – сказала Роз. – Это напоминает мне…
И пока они шли к столику, она вслух рассказывала обо всем, что напоминали ей огни, мотив, который наигрывал джаз, толпа на танцевальной площадке, пытающаяся отплясывать румбу. У нее был огромный запас немудреных воспоминаний, и когда она не жила в будущем, она жила в прошлом. Что до настоящего… Она проходила сквозь него так быстро, как только могла, убегая от одного, стремясь к другому, и поэтому говорила всегда слегка запыхавшись, и сердце ее колотилось от жажды избавления или от ожидания. "Я сунула тарелку под передник, а она и говорит: «Роз, что это вы там прячете?» А мгновение спустя она уже с глубоким восхищением устремила на Малыша свои широко раскрытые, наивные глаза, полные уважения и надежды.