Брекен и Ребекка
Шрифт:
Вскоре он обнаружил другую плиту песчаника, у нижнего края которой почва оказалась не столь жесткой. Брекен старался не задевать когтями за плиту, чтобы не наделать шума, и по прошествии некоторого времени прокопал углубление, в которое поместилась его голова, а затем и плечи. Проталкивая осыпавшуюся землю назад, он продвигался все дальше и дальше и наконец очутился не то в норе, не то в небольшом гротике. В противоположной стене Брекен заметил проем и услышал, что откуда-то издалека доносятся совсем слабые, слабей, чем тонкий запах, который он все время чуял, отзвуки голосов, как будто множество кротов, собравшихся где-то в отдаленном гроте, шептали хором, а стены вторили им эхом. В темных стенах туннеля попадались плиты песчаника густо-оливкового цвета, поэтому каждый звук в
Дорога шла под уклон, и Брекен старался двигаться как можно более бесшумно и проворно. Он постоянно слышал отзвуки монотонного бормотания и покашливания, которые, казалось, доносились с разных сторон одновременно, — он непременно должен был увидеть, что там происходит. Брекен крался вдоль стены и на каждом повороте прижимался к ней потесней, боясь неожиданно наткнуться на кого-нибудь. Звучание голосов становилось все отчетливей и громче, и временами он останавливался, пребывая в полнейшем убеждении, что за следующим поворотом его взгляду откроется огромное сборище кротов, но вопреки ожиданиям не обнаружил в туннеле никого и продолжал двигаться вперед, навстречу нарастающему гулу.
Брекен почувствовал, как в воздухе что-то изменилось, и догадался, что приближается ко входу в просторный туннель или к провалу. Он стал продвигаться с еще большей осторожностью и вскоре обнаружил, что дальше дороги нет и он стоит на краю уступа в стене огромного зала, подобных которому он никогда прежде не видывал. Пожалуй, он был менее просторным, чем Грот Темных Созвучий, но намного превосходил его по высоте сводов, и Брекену не сразу удалось разглядеть, что находится внизу, хотя он сразу догадался, что там собрались кроты, чьи голоса он слышал все это время.
Зал имел форму круга и походил на колоссальный колодец со стенами из плит песчаника, верхние края которых скрывались где-то высоко в непроглядной гулкой тьме, а дно виднелось далеко-далеко внизу.
С такой высоты собравшиеся в зале кроты казались Брекену крохотными, как муравьи. Они стояли неподвижно, выстроившись полукругом перед какой-то зубчатой тенью. Чуть позже Брекен сообразил, что это не тень, а камень, установленный посреди зала.
Сбоку от них находилась стена, в которой зиял проем, а рядом виднелась большая круглая кремневая плита, приготовленная для того, чтобы замуровать проем. Кремень искрился синеватыми отблесками, резко выделяясь на фоне тусклого шероховатого песчаника.
В зале воцарилась тишина. Затем кто-то отдал команду, и тогда два крота подошли к кремневой плите и принялись раскачивать ее туда-сюда: она была очень тяжелой, и сдвинуть ее с места одним махом они никак не могли. Вот тут-то Брекен и сообразил, что они хотят закрыть проем. Чуть поодаль из стены торчал кремневый зубец, который должен был послужить стопором, чтобы плита попала точно на положенное место. Брекен заметил, что с другой стороны имеется такой же зубец, который кроты, вероятно, использовали, когда наступало время снова открыть проем. Плита раскачивалась вперед-назад, вперед-назад, и тут послышалось пение кротов, звучавшее в такт с мерным поскрипыванием кремня, катавшегося по полу, а стены откликнулись гулким эхом, отголоски которого устремились по спирали вверх, долетели до уступа, на краю которого стоял Брекен, и, постоянно множась, помчались дальше, в окутанные тьмой выси. Ритм пения замедлился, а круглая плита, которую подталкивали кроты, с каждым разом прокатывалась все дальше и дальше. Казалось, она вот-вот дотронется до зубца, но нет, она снова откатилась обратно, и так еще несколько раз, но наконец кроты поднатужились, и плита остановилась, резко ударившись о торчащий из стены кремень.
Наступил незабываемый момент для всех собравшихся в зале. Наибольшее потрясение ожидало тех, кто, как и Брекен, наблюдали за этим впервые. Когда плита натолкнулась на зубец, вспыхнула мощная искра, озарившая зал столь ярким светом, что все в нем резко побелело, кроме теней, ставших черными, как сажа. Очертания каждого из кротов, стоявших внизу, приобрели небывалую четкость; выступы песчаниковых и кремневых плит казались острыми и жесткими,
Когда при ударе кремня о кремень на мгновение, показавшееся всем вечностью, зал озарился ярким светом, пожилые кроты, которым уже доводилось принимать участие в совершении этого ритуала, громко запели, и зазвучала песнь, возникшая в столь же глубокой древности, как камни, окружавшие собравшихся в зале. Эти удивительные звуки обладали способностью проникать прямо в сердце, заставляя любого всей душой, всем своим существом воспарить и устремиться навстречу великому зову Камня. Ошеломленный Брекен ахнул и подался вперед: он уже не боялся, что его заметят в его укромном убежище, а самые первые ноты песни нашли в его душе глубокий отклик и помогли ему соприкоснуться с вечностью.
Последние из искр, высеченных кремнем, угасли, а Брекен все смотрел вниз, на поющих кротов. Он так и не заметил за то время, пока зал был освещен ярким светом, что в противоположной стене имеется туннель, похожий на тот, в котором прятался он сам, но расположенный чуть повыше, и на краю уступа в вышине стоит Скит, Святой Крот, который, согласно традиции храня молчание, следил за ходом исполнения Песни, как и полагалось каждому из Святых Кротов, ранее принимавших в нем участие.
Но глазам Скита открылось зрелище, от которого содрогнулся бы любой из Святых Кротов, и лицо его, обычно столь спокойное, исказилось от ужаса. Он увидел Брекена в то мгновение, когда в зале вспыхнул яркий белый свет, и понял, что впервые за множество столетий крот, не принадлежавший к числу летописцев, смог услышать, как звучит Песнь, являвшаяся все это долгое время тайной для непосвященных. Он воспринял это как чудовищное святотатство, как попытку осквернить священное таинство, влекущую за собой гибель духа. Содрогнувшись от ужаса, Скит повернулся и заторопился, направляясь к туннелям, ведущим к выступу, на котором стоял Брекен.
Даже не подозревая о том, что его присутствие было замечено, Брекен стоял, прислушиваясь к голосам пожилых кротов, исполнявших первую часть Песни. Слова древнего языка оставались непонятными для него, но постепенно ему удалось интуитивно постигнуть их глубинное значение. Наступила короткая пауза, один из кротов произнес несколько слов, наставляя остальных, и хор перешел к исполнению второй части; к нему присоединились новые голоса, и насыщенность звучания удвоилась. Казалось, с каждой новой строфой, с каждым новым словом и даже слогом Песнь набирает мощь, и становилось понятно, что этот древний гимн является выражением силы, побуждающей всех кротов, и не только летописцев, устремиться навстречу Камню, из которого все они вышли и к которому им суждено когда-нибудь вернуться.
Хор, в который вливались все новые и новые голоса, начал исполнять третью часть Песни, и Брекен заплакал от радости, заполнившей его сердце. Под воздействием чудотворных слов и дивной мелодии все сомнения, связанные с Камнем, с его собственными поступками, отягощавшие его душу, постепенно развеялись, и на смену им пришло поразительное по простоте и ясности знание. Брекен понял: все, что в нем есть, — от Камня, все его поступки, как прошлые, так и будущие, — от Камня. И все в мире — от Камня, и Мандрейк, и Рун, Меккинс и Халвер, Данктон и столь милый его сердцу Босвелл, и Ребекка, и любовь их тоже от Камня, истоки прекрасного чувства, возникшего между ними, заключены в Камне! Вся душа его преисполнилась блаженства, звуки Песни окрылили его, казалось, он вот-вот воспарит в заоблачные выси. Зазвучала четвертая ее часть, ее пели уже все кроты, собравшиеся в зале, и Брекену почудилось, будто и он поет вместе с ними, а душа его, охваченная безудержным стремлением вперед, неслась в полете вместе с отзвуками мощного хора голосов, и на мгновение ему удалось соприкоснуться с безмолвием Камня, недоступным взгляду, с источником всепроникающего света, частью которого является все сущее. И тогда он понял, где довелось побывать им с Ребеккой, и осознал, что поиски их закончатся, лишь когда им снова удастся вместе вернуться туда.