Бреслау Forever
Шрифт:
— Стоп! — крикнул Мищук. После канонады мало чего можно было слышать. — Эй, вы там! — орал он. — Хотим договориться!
— Чего? — Раздалось изнутри. По-видимому, на них огромное впечатление произвел пулемет Кольского. Опять же, гранаты тоже были не просто так.
— Хлеб у вас есть?
— Есть.
— Тогда махнемся. Две буханки — на две банки тушенки.
— А как, курва, махнемся?
— Один из ваших подходит к нам, а один из наших — к вам. Обмен посредине. Оба без оружия.
Долгая тишина. Какие-то приглушенные голоса, которых, оглушенные пальбой, понять не могли. И тут громкий крик:
— Ладно! Наш сейчас выходит!
— Тогда, пускай покажется!
Из здания вышел небритый тип с двумя буханками хлеба в поднятых руках. Васяк отложил ППШ и взял две банки тушенки. Шли они в направлении друг друга. Васяк понятия не имел, что эта сцена станет основой культового вестерна «Рио Браво». Они приближались друг к другу.
Тут кто-то выстрелил. Васяк бросился на мародера и свалил его на землю. Кольский ответил огнем по окнам. Мищук полз к двери. Проводник застрелил кого-то из своего маузера. Немец забросил вовнутрь гранату. Мищук поднялся и забежал в дом.
— Не двигаться! — орал он. — Гражданская милиция!
В первом помещении он застал двух совершенно оглушенных мужиков. Заорал: «На пол! Милиция!». По-видимому, его не слышали. Тогда он пальнул в потолок очередь из автомата. Теперь поняли и тут же улеглись.
Кольский настолько действенно пулял из своего РКМа, что даже в коридоре нужно было опасаться рикошетирующих пуль. Мищук вскочил в очередное помещение. При этом от традиционного «приветствия» милиционеров он отказался. Как только он всадил в потолок очередную порцию пуль, четверо мужчин тут же свалилось на пол. Без единого слова. Мищук сменил обойму.
— Сколько вас тут?
Никто не отвечал. Прибежали Васяк с проводником.
— Дальше никого уже нет.
— Что?
— Мы проверили все помещения. Есть только эти шестеро. Но все проверить просто невозможно. Эти коридоры — прямо катакумы какие-то.
— Чего?
— Я понимаю, ты не расслышал, — вмешался проводник. — Он хотел сказать: «катакомбы».
— Так что? Забираем этих шестерых и сваливаем?
— Думаю, что так будет лучше всего. Только давай поглядим, что тут у них есть. — Он подошел к куче вещей: граммофоны, радиоприемники, одежда, предметы мебели, какие-то дорогие безделушки.
Проводник содрал брезент с какого-то громадного предмета.
— Матерь Божья! Автомобиль!
— А чего, вполне нормальная телега. Только где дышло?
Проводник принял это за шутку.
— Как они его сюда закатили?
Васяк только рукой махнул.
— В этой студии-шмудии коридоры такие, что и грузовик поместится.
— Эй, глядите-ка. Икра!
Мищук вытаращил глаза.
— А что такое икра?
Васяк открутил крышку небольшой баночки и понюхал.
— По-моему, это птичье дерьмо, только перемолотое [20] . — Он немного подумал и сообщил: — Под самый конец войны у немцев должно было быть не в порядке с головой, раз упаковывали говно в баночки.
20
Похоже, Земский чуточку пересолил. Чтобы крестьянин, в детстве не раз ходивший на рыбалку, не знал, что такое икра (ладно, пускай не такая крупная). Как сказал бы Станиславский: «Не верю!». Опять же, в оригинале почему-то упомянуто «дерьмо лебедя» (gowno labcdzia). Чем оно такое замечательное? — Прим. перевод.
— Господа, — вмешался проводник, — забираем, что нам пригодится, и возвращаемся на наш strongpoint.
— На чего?
— Ну… — он никак не мог подобрать нужное слово. — На соответствие Вестерплатте!
Васяк даже присел от впечатления.
— Пан, это же на другой стороне Польши! Мы туда и за четыре дня не дойдем.
— Я говорил о символе. Сваливаем на наш балкон. На последнюю точку обороны.
— Ладно, сваливаем. Но… А кто скажет Кольскому, чтобы перестал стрелять в окна и двери? — Мищук указал себе за спину.
Все замялись, опасность была велика. Под огонь никому выходить не хотелось.
— Выбросим белый флаг.
— Так он ведь сам говорил, что придурок. А как не поймет?
Васяк чесал голову.
— Тогда выбросим гранату.
— Коллегу хочешь убить?
— Тогда будем кричать.
— Так он же не услышит. Мы не перекричим этой пальбы.
Васяк обиделся.
— Тогда вызовем артиллерию и авиацию.
— Ты прав. У негров есть такие барабаны. Там-тамы называются. И если в них пуляют, центр тут же узнает, в чем дело. Заделай чего-то такого, сразу получишь Сталинскую премию.
Мищук закурил «кэмэл» без фильтра. Затянулся и уселся под стеной.
— Сколько у него патронов? — спросил он.
— Много, — ответил проводник.
— В таком случае, у нас два выхода. Или ждем, когда у него кончатся боеприпасы, только это вариант паршивый, ведь он может чего-нибудь припрятать на черный час. А когда будем выходить, как раз может и начать темнеть.
Проводник хохотнул. Мищук, не обращая на это внимания, продолжал:
— И есть второй выход. Простой, легкий и приятный. Сваливаем теми коридорами, по которым, якобы, могут ездить грузовики, выбиваем окно с другой стороны здания и валим дальше. Обходим весь Народный Зал по кругу, и вот мы уже за спиной Кольского. А там уже чего-нибудь придумаем. — Он поглядел на лица присутствующих. Ну как, просто?
Похоже, сопровождающий их немец чего-то понял, потому что перепугано воскликнул:
— Коридоры nein! Nein, nein, nein! Dort sind Geister! Духи! Духи!
— Что он, курва, лепечет?
— Что там духи.
— Послать бы его в Россию на минус сорок. Вот там увидел бы, что такое духи. Настоящие.
— Он говорит, что тут привидения. Что они убегали с Кольским и стреляли. Только это ничего не давало. Всю ночь проторчали во дворе, прикрывшись одной курткой. Было холодно, но в дом зайти боялись. Так что палили во все, что движется. Случайно пришили одного мародера. Темнота ужасная.
— Ну… это они молодцы. Может и медаль дадут.
— Утром закрепились на балконе. Не видели никого, кроме мародеров, в которых стреляли, и очень редко — русские патрули. С ними они меняли захваченный спирт на тушенку.
Мищук подошел к одному из лежащих на полу мародеров. Пихнул ногой в бок, но с чувством, чтобы не сломать ребер.
— Ты. Здесь есть боковой выход?
— Езус-Мария! — заорал тот.
Мищук вытащил из кармана французское зеркальце, которое было в одной из посылок, глянул в нем на себя.