Бреслау Forever
Шрифт:
— И где же был тот окоп? — очень серьезно спросил он. — Вы его нашли?
Грюневальд с Кугером глянули друг на друга. Кугер кривил губы, чтобы не рассмеяться. И крутил пальцем у виска, чтобы инженер не видел.
— Да, нашел. — Он пытался оставаться серьезным. — Я сидел в нем.
— Я тоже провел войну на фронте, — сказал Грюневальд. — Только что, на западном. Когда рядом с нами взорвался английский снаряд из здоровенной пушки, то я даже не знал, как меня зовут. Это нормально. Обычный шок.
— Но он проходит, — прибавил Кугер.
— Грохота не было, — ответил на это Винтербаум. — Ничего не взорвалось, если не считать мастера. Грохота не было.
— Да ну, просто, когда он вас толкнул, вы ударились головой об стенку, и ничего не помните.
— Да не ударился я. Нет ни следов шишки, ни даже синяка. Я человек рациональный. Инженер. — Какое-то время он не знал, что сказать. — Эти шепоты, — продолжил он. — Я слышал, как ко мне обращается мой мастер. И другие люди… — Затем поправился. — Другие существа. Они взывали.
Кугер занялся своим мороженым, чтобы скрыть радостное выражение на лице.
Но Грюневальд спросил:
— К чему они взывали?
— Просто, к себе.
К счастью, идиотскую дискуссию прервал приход одного из рабочих, который радостно размахивал специальным военным изданием газеты.
— Прошу прощения, прошу прощения, господа. Но хочу сообщить вам новейшее известие. Мы захватили Вестерплатте!
Грюневальд с инженером улыбнулись. Кугер печально покачал головой.
— Мы и вправду добыли его в бою? — спросил он.
— Нет. Они сдались.
— Ага. Не удалось попасть камнем в наш броненосец. Или сбить веткой самолет? — буркнул он.
— Простите?
— Они сражались в окружении. У них просто закончились боеприпасы, — пояснил он.
— Немедленно прекрати, — рыкнул Грюневальд.
Но Кугер поднялся и положил свою единственную руку рабочему на плече. После чего сказал:
— Старик, тебе нужно будет найти переводчика. И выучить по-польски: «Я никогда не принадлежал к членам национал-социалистической партии Германии».
— Извините, но я как раз член нашей партии.
Кугер улыбнулся ему:
— Ну, в таком случае, ты все просрал.
— Да перестань ты! — заорал перепуганный Грюневальд.
Теперь у них был переводчик получше, так что с Кугером могли договориться. Мищук вопил:
— А знаешь, что мы делаем с немецкими пленными?! Знаешь что? — тут он разорался на всю Ивановскую. — Мы приказываем им выкапывать трупы и затаскивать в братские могилы. Знаешь, какая там вонь? И что можно видеть?
— Я не слишком гожусь для выкапывания трупов. У меня всего одна рука и одна нога, — спокойно отвечал Кугер.
Тут подскочил Васяк:
— Ты, свинья! Говори, с какого времени ты в нацистской партии?
И вот тут пленный их поразил абсолютно. Он ответил им на чистом польском языке:
— На самом деле, я никогда не был членом национал-социалистической партии Германии.
Милиционеры онемели. Они глядели друг на друга и не могли ничего сказать. У обоих отняло речь.
— Ты… ты… — запинался Мищук. — Ты поляк?
— Нет. Я немец.
— Так как ты можешь так здорово сказать?
— Я приготовился. Я человек предусмотрительный.
Васяк лишь покачал головой.
— Тогда скажи еще чего-нибудь по-польски.
Кугер на это:
— Я не из гестапо, я не из РСХА, я не принимал участия в войне, потому что у меня только одна рука; я не был в СС, ни разу даже не видел концентрационного лагеря. Никого туда не посылал. Я унтер-офицер уголовной полиции. Бандиты, воры, убийцы — я занимался только этим.
Мищук грохнулся на стул. Васяк оперся о стенку.
— Ты знаешь польский?
— Да нет же, не знаю. Эти несколько предложений я выучил на память. Нанял самого лучшего переводчика в Бреслау, чтобы он меня натаскал… Простите, во Вроцлаве. Я чувствовал, что мне эти слова пригодятся.
Мищук с Васяком не могли выйти из шока.
— Ты, слушай, — сказал один другому. — Что-то я так думаю, что он правду говорит.
— Ну, мне тоже так кажется.
— Ладно, черт с ним. Проверим захваченные документы.
— А как ты проверишь? Сколько у тебя переводчиков?
— Да, правда. — Мищук повернулся к охранникам. — Подбросьте ему в камеру пачку «кэмэла».
Один из них возмутился.
— Американские сигареты ему давать?! Русские дам!
— Так он же задохнется. Это же немец.
— Факт, — прибавил Васяк. — Он же не прошел того, что мы. — Он вернулся к допросу: — Так что там с тем следствием в Народном Зале?
Видя, что Кугер тоже в стрессовом состоянии, уже мирно прибавил:
— Да не бойся ты. Мы же не из УБ, обычная милиция. — Какое-то время подумал. — Мы не вышлем тебя в гулаг или другой какой лагерь. Если все хорошенько расскажешь, как на исповеди, мы тебя освободим, и тогда поедешь. Немцев теперь выселяют, так что, бляха, дружки занесут тебя в поезд, и поедешь в свою Германию. Будешь там лопать эти свои… — Тут он замялся и повернул голову. — Что они там едят?
— Рульку, — подсказал переводчик.
— Ну, будешь лопать свою рульку и пить водку.
— Они пиво пьют, — снова вмешался переводчик. — Хотя и водочку не презирают.
— Ну, именно, — продолжал Васяк. — Будешь есть рульку и пить пиво с водкой. А там еще и бабонька какая поблизости. — Он закурил. — Ты хоть знаешь, сколько у тебя на родине одиноких баб? Знаешь, сколько немцев на войне погибло? И сколько там баб для окучивания? Спокойно, спокойно. Даже на калеку бросятся. Будешь ебаться как кролик, яиц же тебе не оторвало.