Бриг «Три лилии»
Шрифт:
— На случай, если на Бранте Клеве будет скользко, объяснила она шепотом. — Пата видел?
— Только вчера, — ответил Миккель. — Сегодня днем заглядывал, — там было пусто.
Когда они добрались до Бранте Клева, над островами взошла луна, чуть обгрызенная с правого края. Она давала достаточно света.
— Без фонаря обойдемся, — объявил Миккель. — Еще увидит кто с постоялого двора, заподозрит неладное. Лучше поставь его в тур.
— А в сарае света нет, Миккель, — шепнула Туа-Туа.
— Просто Пат остерегается. Он набил кожу на косяк, все щели вдоль двери закрыл.
Они прокрались, держась за руки, к сараю.
Немного не доходя, Миккель остановился и задержал Туа-Туа:
— Мелькнуло что-то. Значит, Пат там. Тш-ш-ш. Идет.
Луна спряталась за облако, но они отчетливо слышали, как скрипнула дверь.
— Окликнем? — шепотом спросила Туа-Туа.
— Не стоит — вдруг бабушка на дворе, услышит. Тш-ш-ш…
Снова скрипнула дверь, потом загремел замок. В следующий миг луна вышла из-за облака, и они увидели, как что-то черное, неуклюжее со стоном почесалось о стену сарая и медленно побрело к постоялому двору на четырех ногах.
Туа-Туа задрожала и прижалась к Миккелю:
— Ой, Миккель, медведь! Шатун!.. Поворачивается! Что делать?
— Стой тихо! — прошипел Миккель. — Совсем тихо, тогда он нас, может, за дерево примет. У медведей хорошее чутье, но видят они плохо. Тш-ш-ш — сюда смотрит.
Зверь остановился, громко сопя. Туа-Туа зажмурилась.
— Если подойдет, ляжем и притворимся мертвыми, — шепнул Миккель. — Медведи не едят мертвечину. Ух, какой здоровенный! Спинища-то!.. Дальше пошел…
Зверь, тяжело дыша, скрылся в темноте. Туа-Туа выпустила руку Миккеля и выдохнула.
— Если это шатун, то он выломает дверь и съест бабушку, — сказал Миккель. — Хотя она может шкаф придвинуть. А у плотника ружье есть.
Туа-Туа снова схватила Миккеля за руку:
— Миккель! Ой, что я подумала! Ведь он из сарая вышел! Он съел Пата.
Миккель похолодел от ужаса.
— Чего там… У Пата нож есть, — неуверенно произнес он, но сам тут же подумал: «А можно шатуна одним ножом одолеть?» Миккель сжал кулаки.
А еще в деревне говорят, будто во всем приходе вот уже двести лет медведей не видно. Вон он, да какой здоровенный!
— Туа-Туа, — сказал Миккель осипшим голосом, — надо войти и проверить. Ты покамест здесь постой.
— Ни за что на свете! — произнесла Туа-Туа. — Ты иди, а я за тобой.
Дрожащими пальцами Миккель снял замок и распахнул дверь.
Тишина…
— Зажги свечу, Миккель, — жалобно пролепетала Туа-Туа.
Миккель чиркнул спичкой и поднес ее к огарку на столе.
— Ну, что я сказала, — произнесла Туа-Туа со слезами в голосе. — Нету Пата. Медведь съел его! Что мы теперь будем делать?
— А может, Пата не было дома? — предположил Миккель.
Но в глубине души он не хуже, чем Туа-Туа, знал: если Пат сказал «в семь», то он не мог подвести.
Вдруг Миккель заметил под столом что-то блестящее, нагнулся и поднял. Зовутка… Видно, Пат выронил ее, когда на него напал зверь. Миккель подул в дырочку, но оттуда только табачный дух пошел. Да, тут надо способ знать…
Туа-Туа подошла посмотреть:
— Что у тебя там?
— Зовутка, — ответил Миккель. — Все, что от него осталось.
— Бедный Пат! — всхлипнула Туа-Туа. — Гляди-ка, вмятины.
Миккель кивнул. Отчаяние охватило его, что-то жгло под ложечкой. Во всем мире один Пат мог рассказать ему про отца. Теперь, когда Пат пропал, у него было такое чувство, словно и отец пропал навсегда. Капитан ли, матрос ли, отец есть отец.
Он стиснул зубы.
— Мы ему покажем! — прошептал он. — Слышь, Туа-Туа? Этот медведь узнает… У плотника ружье есть. Пошли! Задуй свечу, Туа-Туа. Меня душит гнев!
— Но… но ведь сейчас темно, Миккель. Постой! — испуганно взмолилась Туа-Туа.
— Возьмем фонарь! — отрезал Миккель. — Пошли.
— А потом я слышала, что на шатунов нужна серебряная пуля, — робко заметила Туа-Туа. — Останься, Миккель.
— Серебро ли, свинец ли, все равно ему не жить! — решительно заявил Миккель Миккельсон.
Глава восемнадцатая
ЧТО ЛЕЖАЛО НА ДНЕ КАРМАНА
Плотник Грилле не спал. Он стучал зубами. Кончики пальцев у него покраснели, нос посинел. Он только что лег в кровать, к ногам положил четыре бутылки с горячей водой. На голову он надел меховую шапку, шею обмотал тюленьей шкурой. И все-таки мерз.
Попробуйте пройдите полкилометра на четвереньках в десятиградусный мороз!
Плотник пытался уснуть. Но стук собственных зубов каждый раз будил его. Стоило ему сомкнуть веки, как перед глазами плыли удивительные слова: «зовутка», «Пат О'Брайен», «старательский устав». На животе плотника лежал пузырь с горячей водой — хорошее средство от озноба и бессонницы. Но на этот раз ничто не помогало.
Кто-то постучался в дверь.
Плотник застонал:
— Я сплю! Уходите! Слышите: сплю.
Глухой голос произнес за дверью:
— Это Миккель Миккельсон. Мне надо ружье и пулю. Лучше всего серебряную, но свинцовая тоже сойдет.
Плотник закрыл глаза и спросил сам себя: «Что это сон?» Потом приподнялся на локте и крикнул:
— Не болтай вздора, Миккель Миккельсон! Я болен, иди себе!
— Сначала я должен убить медведя! — сказал голос Миккеля Миккельсона.
Плотник сел так стремительно, что пузырь скатился на пол и лопнул.
— Что… что ты говоришь?
— Мы только что видели медведя возле сарая Симона Тукинга, — послышался голос Туа-Туа. — Он съел человека. Миккель говорит, что застрелит его. Не велите ему, дядя штурман!