Брюки мертвеца

Уэлш Ирвин

Карл замечает Джуса Терри, разговаривающего с официанткой:

— Терри — не пример для подражания в плане общения, только в плане секса, — бубнит Карл. — Он заходит в комнату и все, что он видит, так это вагины, бесконечно. Он подкатывает к одной, и если она говорит ему отъебаться, он просто идет к другой...

— ... в то время, как Больной, — перебивает Рентон, заинтересовавшись темой Карла, — видит женщину, как устройство, канал к большому призу: контролирует ее разум и, в конечном счете, ее сумочку. Вагина, разум, сумочка, всегда

были его траекториями. Затащить в кровать — конец для Терри, но только первая фаза для Сайя. Он мудак, — Рентон фокусируется на своем старом друге.

Я дал этому херу девяносто одну тысячу фунтов стерлингов и он выебал меня бронзовыми головами Бегби еще на сто семьдесят пять тысяч. И этот уебок Бегби хочет еще пятнадцать тысяч сверху!

Рентон чувствует головокружение, почти физическое недомогание. Его тошнота усиливается, когда он слышит искреннее утверждение Больного:

— Классический Мотаун, классический Мотаун и классический Мотаун, — отвечает он на вопрос, связанный с его музыкальными предпочтениями, — запомни слова классический и Мотаун, — добавляет он, — на всякий случай, если непонятно.

— Парень — ебаный подонок, — начинает Рентон, прежде чем чувствует тычок локтем Карла в ребра. Его клиент указывает на приведение, стоящее в дверном проеме и испуганно заглядывающее внутрь.

— Еб твою мать, — говорит Рентон, — этот уебок должен быть в кровати.

Спад Мерфи направляется к ним, взяв стакан с подноса официанта и смотря на молодого человека так, будто стакан у него отберут за считанные секунды:

— Марк... Карл... я чувствую себя дерьмово, мужик. Эта почка, она чисто не работает правильно. Как бы, сложно ссать...

— Ты не должен пить, Спад, у тебя только одна почка. Время остановиться, друг, — Рентон с беспокойством смотрит на своего старого друга. — Ты выглядишь, будто не в себе. Ты что-нибудь принимал?

— Я признаюсь, друг, та куртка, что ты оставил в больнице, в ней был маленький сверток и я как бы взял его... занюхал пару дорожек... пиздец жесткач, мужик...

— Блять... это был не кокаин, Спад, это кетамин, — Рентон поворачивается к Карлу, — дерьмо, которое ты мне дал, помнишь?

— Твое здоровье, Спад, — говорит Карл.

— Хорошо... тогда мне лучше вернуться домой, я оставил скутер снаружи... — Спад поворачивается к Рентону, — займи мне, друг... — Рентон уныло достает двадцатку из своего кошелька. Спад с благодарностью выхватывает ее. — Спасибо, друг. Верну когда... ну... позже... — Он вертит головой. — Не уйду, не попрощавшись с Франко, но... ноги ужасно тяжелые, мужик, будто я иду против течения, — говорит он и пошатываясь уходит.

Рентон пытается пойти за ним, но Карл говорит:

— Не, оставь его. Пускай Франко разберется с ним. У тебя капризный клиент. Расскажи мне еще раз о Барсе.

Марк Рентон улыбается и со злым ликованием

смотрит, как Спад Мерфи тащится в стиле зомби через весь этаж к Фрэнсису Бегби. Арт-богема рассыпается вокруг звезды, как кегли в боулинге, когда Спад достигает своей цели.

Франко приветствует его сквозь сжатые зубы:

— Привет, Спад. Приятно видеть тебя тут. Ты уверен, что чувствуешь себя хорошо, чтобы вот так вот гулять?

— Я иду домой уже... я просто хотел увидеть... эту выставку. Это, знаешь, странно, Франко, — говорит Спад, хлопая ртом, как жертва инсульта, — что «Хибс» выиграли Кубок или моя потеря почки. Сумасшествие...

— Мир потрясает, друг, — соглашается Франко. — Все меняется. Бери, что хочешь, друг.

— Но я рад за тебя, Франко, не пойми меня неправильно...

— Спасибо, друг. Я ценю это.

— ... потому что ты реально изменился, мужик... и знаешь, ты чисто заслуживаешь всего.

— Спасибо, Спад, приятно это слышать, друг, — художник делает глубокий вдох, сражаясь со внутренним Франко Бегби, борясь за обаяние в своем голосе. Он художник Джим Фрэнсис, из Калифорнии, тут он со своей женой и агентом, еб твою мать. Почему они просто не дают ему быть им? Что они от этого, блять, получат?

— Да, ты поменялся, — настаивает Спад.

— Спасибо, — повторяет Франко. Он смотрит на раздробленную, общающуюся толпу, все глаза устремлены на его картины и скульптуры. Кроме глаз слабоумного, который стоит перед ним. Он ищет потенциального лоха, на которого можно скинуть Спада.

— Да, у тебя не такие глаза, как раньше, помнишь, какие у тебя были глаза убийцы? — Спад пытается продемонстрировать, сузив свои жучьи глаза. — Теперь чистая любовь в этих глазах.

— И снова спасибо, — говорит Франко, стиснув зубы и махая Мелани.

— Я вижу это, когда ты смотришь на свою жену... и она хороша, Франко, если ты не против, что я так говорю, — Спад чувствует крен под своими ногами, будто деревянный пол неровный, но выравнивает себя. — Она кажется хорошим человеком, Франко... Отлично, когда у тебя хорошо выглядящая девушка... и добрая, и все такое. Она сделала тебя добрым человеком, Франко? В этом ответ? Любовь?

— Думаю да, Спад, — Фрэнк Бегби чувствует, как его рука сжимается на стакане с минералкой.

— У меня была любовь с Элисон. И было хорошо... было прекрасно. Но я не смог ее удержать, знаешь. Как ты это делаешь, Франко... как ты ее удерживаешь?

— Не знаю, друг. Удача, я думаю.

— Нет, тут больше, чем удача, Франко, — говорит Спад и его голос внезапно эмоционально дрожит, — наверное, деньги и все такое. И успех. То, что ты наткнулся на этот скрытый талант. Понимаешь? В этом моя проблема, — горюет он, — нет никаких талантов.

Фрэнк Бегби снова глубоко вдыхает и ловит шанс внести легкомыслия, которое ему очень нужно: