Бубновый туз
Шрифт:
Рука Овчины, сжимавшая шарф, на мгновение застыла, после чего он решительно обмотал длинный конец вокруг тощей шеи.
— Пойду… Я не собираюсь продавать все сразу. Но большую порцию наваристых щей я заслужил.
Достав со шкафа саквояж, в котором находилась его доля, он уверенно направился к двери.
— Так когда вас ожидать, молодой человек?
Овчина слегка поморщился. В интонациях Саввы слышался откровенный сарказм. Его раздражала манера медвежатника держаться с ним едва ли не покровительственно. Но противопоставить что-либо
— Вернусь через пару дней. — Он шагнул за порог.
— Советую вам класть в борщ побольше сметаны, это очень вкусно.
Роман не дослушал, громко хлопнув дверью.
— Останови вот здесь, — сказал пассажир, высокий мужчина с аккуратной бородкой, одетый в красноармейскую шинель.
— Как скажете, барин, — по-старинному ответил косматый пожилой кучер.
— Обожди меня здесь, братец, я ненадолго, — сказал мужчина, вылезая из экипажа. — Вот тебе сотенная… Когда вернусь, еще столько же дам. Договорились?
— Барин, да за такие-то деньги! — восторженно протянул кучер.
Мужчина уверенной походкой направился в сторону трехэтажного дома, стоящего в глубине двора. Поднявшись на последний этаж, он негромко постучал.
— Ну что, вернулся? — послышалось из-за двери. — Я же тебе сказал, не торопись.
Замок дважды повернулся, и дверь открылась.
— Это ты? — удивленно спросил Савва, отступив в глубину комнаты.
— А кого же ты ждал? — Вошедший оглядел комнату.
— Так только что Роман ушел. Скучно, говорит, ему. Думал, что это он одумался.
— А ведь Кирьян не велел вам уходить?
— А что с ним сделаешь? Ведь не силой же его держать.
— Тоже верно. — Закрыв за собой дверь, гость равнодушно спросил: — И когда же он должен появиться?
— Сказал, что через пару дней, не раньше. Только ты напрасно пришел, он ведь тебя может увидеть.
— Не увидит… Хотя можно было бы с ним познакомиться. Так где товар-то?
— А чего ему будет-то? — спросил Савва Назарович. — Вон он, — показал он на коробки, стоящие в углу.
— Вот и прекрасно. — Сунув руку в карман, гость вытащил пистолет. — Извини, так складываются обстоятельства.
И выстрелил прямо в расширенные от ужаса глаза медвежатника. Открыв шкаф, он разыскал там веревку и, связав коробки, понес их к экипажу.
У подъезда он столкнулся с невысоким мужчиной в неброском сером пальто. Извинившись, тот пропустил красноармейца, нагруженного коробками, и, проводив его коротким взглядом, стал подниматься по лестнице.
Раздражение приближалось к точке кипения. Ведет себя, как аристократ, слова ученые подбирает, а сам в действительности преступник, каких еще поискать! Считает себя в мире жиганов белой костью, неким аристократом преступного мира, хотя в действительности мало чем отличается от тех же самых налетчиков, шастающих по ночам с револьверами и ножами в карманах. А то, что никого не пристукнул, так это чистая случайность!
Свежий ветер остудил раздражение. От души малость отлегло. Вытащив из кармана кольцо с александритом, Роман долго рассматривал его под уличным фонарем. Хорош! Такой камушек способен украсить даже пальцы бабы-яги.
Положив кольцо в спичечную коробку, Овчина направился к скупщику.
Главное, чтобы скупщик оказался на месте.
На короткий стук в дверь раздался недружелюбный глуховатый голос:
— Кто там?
Когда Овчина назвал свое имя, дверь слегка приоткрылась, все еще сдерживаемая металлической цепочкой. Прищурив хитрые подслеповатые глаза, Елисей некоторое время разглядывал гостя, словно хотел понять, в действительности ли он тот, за кого себя выдает. И, удостоверившись, что тот, откинул цепочку.
Дверь распахнулась.
Елисей был из потомственных каторжан. Тот редкий случай, когда «иван», презрев брезгливость к коммерческому делу, вдруг становится ростовщиком. Но звериных повадок он не утратил — никому не доверял и всегда имел при себе оружие.
— Что принес?
— Вот это. — Овчина протянул кольцо с зеленым камнем.
В подслеповатых глазах скупщика вспыхнул алчный огонек. Роману вдруг подумалось о том, что в этот самый момент старик выглядел совершенно беззащитным — он ничего не замечал, кроме переливающихся искорок в камне.
В такие минуты притупляются все рефлексы — даже если бы сейчас опасность задышала ему в лицо, то он вряд ли сумел бы ощутить ее зловонное дыхание.
Воспользовавшись моментом, Овчина посмотрел по сторонам. На первый взгляд ничего особенного — комната была заставлена шкафами и тумбочками, в которых, если покопаться, наверняка можно было бы отыскать немало неплохих ценностей. Дальше шли две смежные комнаты, которые Елисей постоянно держал надежно запертыми.
Вот где пряталось настоящее добро!
Наверняка на каждой полке у Елисея лежало по куску золота. Овчине пришла шальная мысль: а что, если взять старичка за шиворот, да и выпотрошить его до основания. Набить золотом сумку и тихонько уйти. Никто не заподозрит в этом злодеянии недоучившегося студента. От неожиданно пришедшей мысли Романа бросило в жар. Вряд ли о подобном он мог размышлять еще год назад, а сейчас подумывал о том, как поудобнее было бы приложиться рукоятью револьвера к лысоватому черепу.
Вот что значит дурное влияние!
Будто бы догадавшись о преступных помыслах гостя, Елисей подозрительно посмотрел на Романа:
— И сколько же ты за него хочешь?
Майданщиков берегли. Это был неписаный закон, который не рискнул бы нарушить даже самый дерзкий жиган. К ним относились, как к священным животным. Вот оно топчет твой огород, испражняется, а ты не смеешь как следует огреть его. А все потому, что именно из их рук получаешь деньги.
Овчина кашлянул:
— Мне бы десять золотых червончиков.
— Проходь, мы так и будем, что ли, у порога топтаться, — неодобрительно буркнул скупщик.