Будь со мною нежен
Шрифт:
– Не хочешь – как хочешь. Тогда угощайся.
– С удовольствием! – Харрисон взглянул на брата. Он что, слепой? Только слепой мог не заметить, что нравится этой девушке.
– Спасибо, – наконец выдавил Гейдж.
– Пожалуйста, – с улыбкой сказала Кармела и, сверкнув своими кошачьими глазами, ушла вместе с Тру.
Харрисон поморщился. Какого черта они ушли? Тру все время твердила, что он и Гейдж тоже должны пойти на эту вечеринку. Гейдж сразу дал понять, что не пойдет, тогда она стала уговаривать Харрисона. Черт побери, она была вежлива, как никогда, но он столь же вежливо
Он чертовски хорошо знал, о чем она думала в спальне на втором этаже: о горячем жестком сексе. С ним. А он думал о том же самом… с ней. Но это невозможно: как джентльмен, он не мог воспользоваться своим положением по понятным причинам. Совсем скоро она выйдет замуж за другого мужчину, а у него не было намерения связывать себя какими-либо обязательствами.
Ему следовало сделать вид, что он впал в некое забвение, хотя это было непросто: он ужасно возбудился, увидев, как она льнет к этому кроватному столбику. И все-таки нашел в себе силы повернуться на сто восемьдесят градусов и выйти на улицу. Хорошо, что Тру не догадывается, что ее тайные мысли можно прочитать по лицу как в открытой книге. А значит, можно продлить свое пребывание в Мейбенк-холле на правах старого друга. Именно друга, а не восемнадцатилетнего мальчишки, с которым она когда-то изменила Дабзу и которого потом… коварно отвергла.
Может быть, Тру ощущала себя виноватой из-за того, что случилось? А может быть, и нет. Но Харрисону не о чем беспокоиться: если его присутствие – своеобразный тест на ее верность Дабзу, пусть так и будет. Если она хочет стать миссис Дабз Уэринг, то это случится, и у нее есть еще несколько дней, чтобы решить, действительно ли она мечтает именно об этом.
Сам Харрисон не возражал против постоянного искушения. Для него это хорошая встряска. Именно такие вещи и рождают новые песни. Во всяком случае, он так думал. Однако, после того как она уехала на вечеринку, он безрезультатно просидел на крыльце. Все, чего он хотел, – это заняться с ней любовью.
Прошло два часа, ее машина подъехала к дому, и его сердце затрепетало в груди, как маленькая птичка, зажатая в кулаке.
– Привет, – сказал он, когда Тру не спеша подошла к крыльцу.
Она выглядела восхитительно в красном платье с глубоким вырезом и прямой юбкой. Ткань с большим процентом лайкры облегала фигуру, подчеркивая малейший изгиб.
– Привет! – Она присела на качели. Харрисон сидел как раз напротив и старался не смотреть на ее ноги, когда красная юбка взлетала вверх, но это удавалось ему с трудом, как бы он ни пытался сфокусироваться на ее лице, на подернутых дымкой, красивых глазах, опушенных длинными ресницами, отнюдь не фальшивыми.
– Ну как? Было весело? – спросил он, желая больше всего, чтобы Дабз Уэринг никогда не возвращался из Нью-Йорка.
– Ну да, что-то вроде того. – Тру остановила качели и зажала ладони между коленями, поставив ноги носками внутрь, как маленькая девочка. Подбежал Скитер и принялся обнюхивать ее каблуки. – Если учесть, что жених отсутствовал, то да, было очень мило. Наверное, я могла бы настоять
– Дабз много работает? – Харрисон перебирал струны, не глядя на нее.
Она кивнула.
– Да, и я не могу винить его за это. Он хороший юрист.
– Не сомневаюсь.
Он взял несколько аккордов и подумал о грустной девушке с жемчужными сережками в ушах, которая вернулась с вечеринки. Песня получится не из веселых, но, как он знал по собственному опыту, при сочинении невозможно предугадать, станет ли она хитом. Думаешь, вот он, шедевр, а в результате получается дрянь. Только вот Дэн этого не понимал. И утром прислал эсэмэску: интересовался, как дела. Харрисон ответил, что пока никак.
Он наклонился и взял еще несколько аккордов.
– Пойдешь на следующую вечеринку? – спросила Тру. – Все просто умирают от желания тебя увидеть и услышать.
Ну да, все. Только не она. Она поинтересовалась между делом, так, вроде бы ей все равно, но он знал, что это не так, потому что мог читать ее как открытую книгу.
– Не знаю. Если там будет кто-то из посторонних, то я могу попасть в неприятную ситуацию. Странно, что до сих пор никто не проявился.
– Многие придут лишь затем, чтобы показать тебе, как нуждаются в восстановлении библиотеки, а другие – просто посмотреть на тебя и послушать; может быть, выразить свою любовь и благодарность.
– Выразить любовь? Ко мне? Чушь!
– Нет, они действительно тебя любят. Ты не был отъявленным хулиганом, никогда не совершал ничего плохого, много работал, а кроме того, всегда был вежлив с теми, кто этого заслуживал.
– Не стану спорить. – Харрисон положил ладонь на корпус гитары. – Но я не принадлежу этому городу. И никогда не принадлежал. И не буду… Я помню, как местные относились к таким, как я, тем кто жил в трейлере: для них мы так… отбросы. Деньги и слава не изменили эту позицию, с одной лишь разницей: я теперь звезда – объект для поклонения. Я могу прекрасно развлечь твоих друзей, но никогда не удостоюсь их уважения.
Он сыграл сложную композицию, чтобы дать выход чувствам – и, возможно, произвести впечатление на Тру.
Она улыбнулась.
– Шоу продолжается. Не старайся, не стоит…
Харрисон улыбнулся в ответ.
– От тебя ничего не скроешь.
Поднявшийся ветер отбросил ей волосы со лба.
– То, что ты сказал, касается далеко не всех. – А кроме того, подобных можно найти где угодно: считают, что они пуп земли, а остальные так, грязь под ногами. Послушай! Твое имя на водонапорной башне. А ты говоришь, что не принадлежишь этому городу.
– Может, ты и права, но мне это не интересно. Если кто-то спросит, скажи, что у меня просто нет времени.
– Хорошо. – Его несколько смутило явное разочарование в ее голосе. Он думал, что его присутствие там, где будет она, нежелательно, слишком большое искушение…
Может, ей удалось справиться со своими чувствами?
«Хорошо…» Да ничего хорошего.
И ему не оставалось ничего другого, как заняться любовью со своей гитарой, хотя это и не могло быть адекватной заменой того, что он мечтал делать с женщиной в красном платье.