Будда и Моисей
Шрифт:
– Нет, – ответил я, – но об этом я всегда хотел узнать, ведь тыква-горлянка для даосов была как некий символ.
– Совершенно верно, – согласился отец Гонгэ, – эта выдолбленная тыква была их сосудом очищения, сейчас это называют клизмой. Поэтому тело даоса было настолько чистым и очищенным, что в него проникал божественный свет. Даосы светились изнутри. Они не только обладали интуицией, но при помощи небесных знаний, которые получали напрямую из космоса, овладевали многими качествами и способностями, видели будущее, уходили от опасностей, могли переноситься на расстояние, как говорилось, «оседлав ветер», и делали много других чудес, непосильных простым смертным. Но, к сожалению, всё это забыто. Я стараюсь привить своим прихожанам здоровый образ жизни, но мне это не очень удаётся сделать. Они слушают меня, соглашаются, но продолжают жить по привычке, пьянствуют, объедаются. Есть у них один порок, это – пьянство, в городе очень много любителей саке, и я ничего не могу с этим поделать, чтобы отучить их от этой привычки. Дело в том, что наш городок называется Ёсида, как вы понимаете, название означает «Доброе поле». Но первый иероглиф, означающий «добро», по звучанию похож на иероглиф «ёси», что означает «опьянение» и «пьянство». И как-то
– Хорошо, – согласился я, – когда это нужно сделать?
– Сегодня вечером, как раз, мы собираемся в городке на богослужение.
Услышав моё согласие, отец Гонгэ сразу же повеселел.
– А знаете, что, – сказал он мне, – у вас прорезался дар, вам ни в коем случае нельзя его терять. У меня есть предложенье к вам. Воспользуйтесь нашей методикой просветления. Так или иначе, вы сможете с нами, взаимодействуя, просветлиться и укрепить ваш дар. Я не знаю, как в Православной церкви приходят к святости, но если у вас пока нет своего опыта, попробуйте использовать наш. Ведь он помог моим монахам Мосэ и Хотокэ обрести этот дар виденья будущего. Мосэ будущее видит во снах так же, как американский провидец Кэйси, а Хотокэ, как Шакьямуни, получает небесные откровения в медитации. Вчера они у меня выпросили разрешения присоединиться к американцам с целью помочь им в постижении понимания тонких сущностей, проникающих в наш мир через тысячелетние деревья. Но сегодня я поставлю перед ним условие, чтобы всё это время они постились. Как только они прервут пост, то будут обязаны вернуться в храм. Может быть, и вы попоститесь с ними?
– Было бы неплохо, – согласился я.
– Они вам помогут овладеть практикой очищения и просветления. Вы ближе познакомитесь с буддизмом, разговаривая с ними. И станете настоящем провидцем будущего, понимая шелест листвы деревьев. Но кроме этого вы приобретёте ещё массу качеств и способностей, которые и не снились мирянину.
– Например, какие?
– Пока я вам этого не скажу, всё будет отрываться в вас по степени вашего приближения к совершенству. Но обещаю вам, что вас ждут на этом пути приятные неожиданности. Но никто из посвященных о них не говорит. Все эти качества – их тайна, которую лучше всего не разглашать. Вам, как моему единомышленнику, я открою свою тайну, для того чтобы укрепить вас на этом пути. В жизни я играю роль некого болтливого простачка, и таким образом отвожу от себя всякие подозрения, но я хорошо понимаю птичий язык, и через него узнаю много небесных откровений. Я никому этого не говорю, а так, намёками, когда это нужно, оповещаю о грядущих событиях своих прихожан. Кто мудрый, тот это понимает, а глупцу и говорить этого не стоит, потому что он всегда поступит с точностью наоборот. Ведь если человек не способен понимать того, что скрывают слова, или что недосказано, а также, что срыто меж словами или между строками священных писаний, то он никогда не обретёт мудрость, а если случайно и обретёт её, то со временем её всё равно потеряет. Это и есть секрет проницательности и интуиции. Я всегда говорю всем о своих птичках Ричике и Чарли, и меня уже все, наверное, считают за помешанного, или выжившего из ума старика, впавшего в детство. Но посредством этих рассказов я говорю собеседнику или приходу некоторые небесные тайны. Понимающий это услышит, а кто этого не понимает, тому этого и знать не обязательно.
– Это почему? – удивился я.
– Есть такая еврейская притча. Один раввин знал птичий язык. Его прихожанин очень хотел научиться понимать птиц, и попросил раввина обучить его этому языку. Раввин вначале отказывался, но тот так приставал к нему, что, наконец, уговорил его. Хотя раввин и предупреждал: «Как бы раскаиваться тебе не пришлось после этого». Прихожанин освоил этот язык. Как-то дома, сидя во дворе на скамеечке, он услышал, как воркуют голуби: «Сегодня к нашему хозяину ночью залезут воры и обокрадут его». Хозяин расставил по дому слуг и заставил стеречь добро всю ночь. Воров не было. На другой день он опять слышит воркование голубей: «Сегодня ночью сгорит дом нашего хозяина, жаль бедолагу». Опять хозяин на ночь расставил слуг с вёдрами воды. Пожара не случилось. На третий день слышит, как воркуют голуби: «Как жаль нашего хозяина. Бог решил наказать его, вначале посылал к нему воров, но те не смогли пробраться в дом, затем решил устроить пожар, но и этого не вышло. Тогда он решил забрать его сына. Этой ночью сын должен умереть». Так и случилось, у хозяина умер сын, из-за знания птичьего языка хозяин уклонился от лёгкого наказания и принял тяжёлое. Так что не всем всё положено знать, чтобы избежать большей беды, и не навредить своей судьбе. Нужно следовать пути Недеянья, и принимать все невзгоды жизни стоически.
Рассказ отца Гонгэ произвёл на меня впечатление. Поэтому я спросил его:
– Значит, не все должны знать правду жизни?
– А лучше всего вообще не знать будущего, – признался он, – потому что это такое тяжёлое бремя, и жить даже становится неинтересно, когда всё наперёд знаешь. Я молю небо, чтобы он отнял у меня этот дар, но, к сожалению, обретаемый дар уже никуда не исчезает. Так что, прежде чем утвердиться на пути обретения дара, трижды подумайте, а нужен ли он вам. Оставаясь простым человеком, вы будете намного счастливее.
– Нет, – сказал я, – если передо мной возникает какая-то цель, я уже не могу остановиться. Иду к ней, пока её не достигну.
– Сейчас перед вами два пути, – сказал отец Гонгэ, – один путь – это соединиться со своей женой и дочерью и стать обыкновенным счастливым человеком, другой путь – идти дорогой духовного совершенствования и обретать небесные дары.
– Откуда вы знаете о моей дочери?! – воскликнул я и, кажется, побледнел.
– Извините, – сказал отец Гонгэ, – я невольно выдал ещё свой один дар – проникать в мысли собеседника. Но я никогда не выдаю чужих секретов. Так что, успокойтесь и хорошо подумайте, какой вам путь выбирать.
– Но неужели их нельзя совместить?
– Можно, – ответил настоятель, – но вы столкнётесь с массой трудностей, и в конечном итоге везде потерпите поражения. Я вам советую подумать, стоит ли вам возвращать свою бывшую жену. Сейчас у неё уже совсем другая жизнь, а ребёнка своего вы даже не видели. Дочь ваша не знает о вашем существовании, считает своим отцом американца. Сможете ли вы дать ей то, что способна дать его семья? Не будет ли потом она вас упрекать, что вы поломали её жизнь и изменили судьбу? К тому же, если вы встанете на путь духовного совершенствования, то не сможете посвятить себя этому целиком, имея семью.
– Но я люблю свою жену и буду любить её всю свою жизнь, и думаю, что она меня – тоже.
– Любовь – это благородное чувство, но и опасное, страстная любовь часто переходит в страстную ненависть. Жизнь и отношения между мужчиной и женщиной всегда очень сложны, вам предстоят суровые испытание. И если вы пройдёте через них и сохраните любовь, то вы всё равно никуда друг от друга не денетесь. Так что я предлагая вам пройти испытание временем.
– Так, наверное, и будет, святой отец. Но сейчас я должен достичь совершенства и укрепить свой дар. Вы поможете мне на этом поприще?
– Помогу, потому что только так вы обретёте свет, – ответил отец Гонгэ, – вы решили отправиться в путешествие вместе с моими подопечными монахами. Во время их пребывания с вами не удивляйтесь их экстраординарным способностям, вы не всегда сможете за ними поспевать.
– Как это? – удивился я.
– Они способны перемещаться по воздуху на далёкие расстояния, это – одно из даров нашего «Шестиугольного учения». Но вы будете всегда знать, где они находятся и следовать за ними вашим эфирным телом. В ваших снах я буду являться к вам и подсказывать, что нужно делать и делиться с вами информацией. Отсюда из храма я буду видеть каждый их шаг. Но об этом вы никому не говорите, даже вашей возлюбленной, хотя и говорят, что у влюблённых секретов нет. Как только вы скажете кому-либо о наших возможностях, я прерву с вами духовный контакт. Это – моё условие.
– Согласен, – сказал я, не раздумывая.
Отец Гонгэ посмотрел на тёмное небо. На востоке горизонт чуть посветлел багровым отблеском.
– Извините – сказал он, – мне пора на медитацию, а то мои ученики меня уже заждались.
Я ему поклонился. Он прошёл несколько шагов и, оглянувшись, сказал:
– Может быть, вы примете участие в нашей медитации?
Я с готовностью согласился.
По дороге к главному строению Храма «хондзан» отец Гонгэ продолжал говорить:
– В жизни всегда кто-то кого-то любит, но все любят друг друга не одинаково. Чаще всего нет взаимности в любви. Обычно мужчина любит женщину, женщина любит ребёнка, а ребёнок любит своего щенка или попугайчика. Очень часто человек любит то существо, которое зависит от него, и о котором он заботится. В тот год Ричик потерял свою подругу Чарли. Чарли заболела в начале лета, когда цвели одуванчики. У неё начал закрываться глаз. Вначале мы с сестрой не поняли, что с ней происходит, и решили, что Ричик в драке ей поранил глаз. Это предположение вызвало у нас негодование, и даже гонение на Ричика. Моя сестра пыталась его отсадить в другую клетку. Но он упёрся, и не пошёл. Он был очень гордой натурой. Мы просто закрыли клетку с Чарли, а он вынужден был ночевать несколько ночей на клетке. Я видел, что Ричик страдает и не понимает, что происходит. С каждым днём Чарли становилось всё хуже. Вместо глаза уже образовался чёрный нарост, она потеряла свою подвижность и весёлость, даже голос у неё изменился, из звонкого стал писклявым. Мы очень жалели её, но ничем помочь не могли. Последние дни она больше сидела в углу и ни во что не вникала. Ричик проявлял к ней жалость, он, так же как и раньше, чистил ей пёрышки и щекотал шейку. Идя домой со школы, я срывал с газонов цветущие одуванчики и развешивал на клетке, но Чарли это уже не радовало. Потом мы с сестрой поняли, что она болела какой-то своей болезнью, из-за которой птицы умирают, и раскаивались, что зря наказывали Ричика. Однажды, придя домой, мы нашли Чарли лежащей на полу клетки возле кормушки мёртвой, вся спина её была выщипана, повсюду – перья, а Ричик в страхе забился в угол клетки. По-видимому, когда она упала возле кормушки, он пытался её поднять и оживить. Он не мог поверить в её смерть, не знал, как он будет жить без неё, боялся будущего. И потом, когда я уже похоронил её возле нашего дома, Ричик долгое время не мог прийти в себя. Он всё ещё её ждал. Тогда он ещё не понимал, что такое смерть. А позднее он сам погиб. Если бы я в последний день закрыл его в клетке, то такого бы, наверное, не случилось. Последний день я почувствовал его нервозность, он громко чирикал, как будто ругался, и бегал по подоконнику. Возможно, он предчувствовал свою смерть. А может быть, решил, что такая жизнь ему не нужна, и сам бросился под ноги моей сестры. Жаль его! Бедный он, бедный. Сестра мне тоже сказала, что Ричика ей было жальче, чем Чарли, возможно, потому, что она стала причиной его гибели, а может быть, что он в жизни был какой-то несчастный и обделённый.